Кроме этого, вторая страница номера обычно отводилась материалам по истории партии, теоретическим статьям (вроде опубликованных в 1949-м фундаментальных статей Г. Деборина «Партия Ленина — Сталина в борьбе за строительство коммунизма» или Д. Шепилова «Империализм как высшая стадия…»). Среди авторов-идеологов помимо примелькавшихся отечественных почетное место занимали идейные соратники из дружественных стран и компартий: Б. Берут (Польша), Г. Георгиу-Деж (Румыния), Э. Ходжа (Албания), Т. Живков (тогда еще секретарь болгарской компартии), Э. Хонеккер (председатель Центрального совета Союза свободной немецкой молодежи). На страницах «Правды» появлялись и теоретические опусы Мао Цзэдуна и Лю Шаоци (в конце 1949 г. была провозглашена Китайская Народная Республика).
В зависимости от важности и политической конъюнктуры располагались международные известия. Полностью печатались выступления А. Я. Вышинского в ООН. Характер и оценочную окраску в подаче зарубежной информации нетрудно себе представить. Множились сообщения об очередном непреодолимом кризисе капитализма, о нищете и разрухе, поразивших Европу в результате «обанкротившегося плана Маршалла» (об этом красочно повествовал из Парижа Ю. Жуков). Особенно нелицеприятные и обескураживающие разоблачительные материалы появлялись о деятельности клики «Тито — Ранковича», не принявшей сталинской казарменной модели социализма. Публиковались подробные отчеты о судебных процессах над «югославскими шпионами», «орудовавшими» в других странах народной демократии. В 1950 году в Болгарии судили «югославских шпионов», готовивших покушение на маршала Ворошилова и других «руководителей демократических стран».
В противовес этому на глазах «разрушающегося дряхлого здания капитализма» из стран народной демократии поступали оптимистические сообщения о новых и новых успехах.
Как главный редактор центральной газеты, Суслов понимал, что за «Правдой» закреплена особая роль — в отличие от других печатных органов она высказывает истину в последней инстанции, направляет и формирует общественное мнение и его оценки. Поэтому важна не оригинальность и яркость изложения, талантливый анализ событий или публикация интересных материалов (все то, что составляет в современном представлении лицо газеты). Важно другое — правильность, идеологическая «выдержанность» и «полновесность» каждого номера. Как идеологический руководитель партии, Суслов был воспитан и сложился именно в сталинский период: печать догматизма, боязнь самостоятельности и оригинальности мысли сохранилась у него на всю жизнь. Главным его стремлением с первых же шагов на поприще идеологии было не допустить какой-либо идеологической ошибки, то есть не вступить в противоречие с текущими политическими установками. Он хорошо усвоил, что посредственность и серость идеологических выступлений никем не преследуются, тогда как лишь одна идеологическая ошибка может обернуться крахом всей его заслуженной политической карьеры.
Эту печать идеологической «выдержанности» и оскопленности несут и материалы газеты по вопросам литературы и искусства, которым «Правда» отводила огромное место. Месяцами регулярно газета рассказывала о многочисленных лауреатах сталинских премий, подробно извещала о «новых свершениях» советской кинематографии. К ним относились фильмы «Сталинградская битва» и «Падение Берлина». Автор последней, поистине мифологической эпопеи М. Чиаурели часто делился с читателями раздумьями о насущных задачах современного кинематографа. Не менее масштабные перспективы в развитии советской музыки отмечал Т. Хренников, рассказавший в газете о ее новом этапе, о «разгромленном, но еще проявляющемся формализме».
В специальном разделе «Критика и библиография» печатались отзывы о только что выпущенных книгах «Честь смолоду» А. Первенцева и «Кавалер Золотой Звезды» С. Бабаевского.
Кроме этой текущей и обыденной повседневности этап руководства Суслова «Правдой» (49—51-й годы) ознаменовался тремя значительными событиями, на каждом из которых следует остановиться подробно. В отличие от своего предшественника Жданова Суслов не стремился к разрекламированным публичным выступлениям, не искал для себя сомнительных лавров знатока или оратора. Он отдавал предпочтение тактике закулисных расправ. А центральная газета в подобных предприятиях служила ему надежным и эффективным инструментом. Поступавшие директивы не должны были связываться непосредственно с его именем, инициатива была безымянной или всенародной (что одно и то же). Основной груз ответственности за исполнение ложился на других; а таковых в строго иерархической системе тоталитарной идеологии было множество. Это были конкретные люди, с именами, заслугами, должностями. Вольные или невольные участники разгромных кампаний, они могли быть подозрительно медлительными и молчаливыми или чересчур рьяными исполнителями, могли соревноваться в успехах борьбы с «идеологическими врагами», могли допускать перегибы и ошибки. Это походило на театр марионеток: за движениями и словами, казалось бы, живых кукол чувствовалась опытная рука мастера, направлявшая их; а нити, за которые по необходимости дергали, растворялись для зрителей в царившей темноте.
Именно по подобному сценарию и разворачивалась в начале 1949 года кампания против «безродных космополитов», непосредственным инициатором и организатором которой был Михаил Андреевич Суслов. 28 января 1949 года в «Правде» на третьей странице появилась анонимная статья «Об одной антипатриотической группе театральных критиков», в которой, в частности, говорилось: «В театральной критике сложилась антипатриотическая группа последышей буржуазного эстетства, которая проникает в нашу печать и наиболее развязно орудует на страницах журнала „Театр“ и газеты „Советское искусство“. Эти критики утратили ответственность перед народом, являются носителями глубоко отвратительного для советского человека, враждебного ему безродного космополитизма… Им чуждо чувство национальной гордости. Такого рода критики пытаются дискредитировать передовые явления нашей литературы и искусства…» Критик Ю. Юзовский «непочтительно высказывался о горьковских „Мещанах“» и, «цедя сквозь зубы слова барского поощрения, с издевательской подковыркой» рассуждал о пьесе А. Сурова «Далеко от Сталинграда».
В статьях другого «космополита» — А. Гурвича была замечена иная «форма маскировки», а именно «злонамеренная попытка противопоставить советской драматургии классику». Кроме этого, упомянутый А. Гурвич имел искаженное представление «о национальном характере русского советского человека». Другой участник «антипатриотической группы» обрушился на пьесу А. Софронова «Московский характер». Было упомянуто также, что объектом наиболее «злобных клеветнических выпадов» стали пьесы, удостоенные высокой награды — Сталинской премии. В заключении статьи следовали «оргвыводы»: «Перед нами… система антипатриотических взглядов… На происходившем недавно пленуме правления Союза советских писателей было положено начало разоблачению и разгрому антипатриотической группы критиков».
Разумеется, неблагополучное положение в театральной критике не было чем-то исключительным, и призыв «Правды» был услышан повсеместно. Сразу же обнаружились и были выявлены «космополиты и антипатриоты» в других сферах искусства и культуры. Президент Академии художеств СССР А. Герасимов откровенно рассказал (в «Правде» же) о «больших успехах и творческих победах» советского изобразительного искусства в «борьбе с космополитизмом и формализмом», известных «своей лакейской угодливостью перед уродливыми явлениями упадочного искусства буржуазного Запада». Герасимов привел и список «распоясавшихся критиков-антипатриотов»: А. Эфрос, А. Роом, О. Бескин, Д. Аркин, Н. Пунин, Я. Пастернак и другие. А. Эфрос, например, выдвинул «клеветническую версию о провинциальном характере русской классической и современной живописи», «оплевал Сурикова, Репина». Другой — О. Бескин — «своими злобными нападками и бессовестной травлей» довел художника Яр-Кравченко до того, что тот был вынужден снять из выставочного зала свое «талантливое полотно» — «М. Горький читает товарищам Сталину, Молотову и Ворошилову свою сказку „Девушка и смерть“» (да-да, ту самую сказку, которую Иосиф Виссарионович почитал «посильнее „Фауста“ Гете». — Авт.). За эту картину художник, естественно, удостоился Сталинской премии 1948 года.