Казалось бы, не может слышавший все это человек быть сторонником репрессивных методов развития экономики — Каганович смог. Но продолжим цитату:
«Падение дисциплины… выражается в новых явлениях… Не столько увеличились прогулы по неуважительным причинам — наоборот, на ряде предприятий есть даже уменьшение этих прогулов… выросло потребление рабочими спирта (в Сталинском округе в этом году продано спирта в два раза больше прошлого года). Сильно распространилась картежная игра… Наблюдаются частые случаи появления рабочих в грязном виде на производстве, а также и драки на производстве, чего не было раньше… Прибавилась новая причина — различные очереди: за хлебом, за водой, за мясом, в больнице и даже… в уборной».
И, наконец, уже в полном противоречии с утверждением об удовлетворительных отношениях говорится: «Чуть ли не каждый шаг техперсонала расценивается как „Шахтинское дело“. Рабочие говорят, что „Шахтинское дело“ „продолжается“, „Шахтинское дело“ еще будет, как было до „Шахтинского дела“, так и теперь. Среди отдельных рабочих проскальзывают нотки отчаяния: „как будто мы осуждены на всю жизнь только и говорить о неполадках“… Летом по всему Донбассу проводились широкие производственные совещания… были приняты громадные резолюции о мерах по устранению выявленных неполадок, но все эти резолюции не проводятся в жизнь…»
Президиум ВЦСПС после небывало долгого обсуждения сложившегося положения принял спокойную резолюцию, не содержавшую никаких идей, кроме усиления воспитательной работы и вовлечения масс в производственные совещания [83] . Этот случай показывает, что Каганович — как и другие высокопоставленные лица — был достаточно хорошо осведомлен об отрицательных последствиях террора в экономике, и объяснять принимавшиеся решения неведением нет оснований.
Чем еще занимались профсоюзы?
Занимались «чисткой» библиотек (60 процентов библиотек в стране принадлежали профсоюзам) — уничтожались религиозные книги, книги с портретами царей и т. д. Уничтожение книг сопровождалось обвинением библиотекарей: «Библиотечные работники, в значительной своей части выходцы из интеллигентских слоев, стоят в стороне от политических задач рабочего класса… среди библиотечных работников есть и ПРЯМЫЕ КЛАССОВЫЕ ВРАГИ, использующие библиотеку в качестве орудия контрреволюционной деятельности…» — писала, например, газета «Труд» [84] .
Кроме того, профсоюзы заботились и об организации демонстраций. Городские организации подробно инструктировали предприятия, как построить колонну, кто за кем пойдет и что будет демонстрировать; не забывали напомнить: «Изготовить различные украшения, лозунги, политигрушки…» [85]
Впрочем, до политигрушек у Лазаря руки не доходили. Молодой и напористый секретарь ЦК был нацелен лишь на то, что имело значение для борьбы за власть в партии и государстве. Сталин теперь наступал на новом фронте, против недавних союзников — членов политбюро: Бухарина, Рыкова, Томского. В открытой печати публиковались сообщения из разных уголков страны о борьбе с «правыми» на местах, но кого имеют в виду под этим словом в центре — было известно лишь посвященным. Попавшие под удар члены политбюро довольно резко спорили со сторонниками Сталина, но избегали каких-либо действий и жестов, которые могли бы быть истолкованы как сколачивание оппозиции. Они, очевидно, сделали выводы из поражения Троцкого и Зиновьева, но все равно проигрывали раз за разом, так как соотношение сил было явно неравным. И все-таки поводы для обвинений «правых» приходилось выискивать не без труда. Разыгрывали как козырную карту факт разговора Бухарина с Каменевым тет-а-тет, что вполне сошло бы в 1937 году, но для 1929-го было неловкой натяжкой. Сталин не ввязывался в полемику, отводя роль «экстремистов» своим приверженцам.
И здесь Каганович был впереди. В апреле 1929 года на пленуме ЦК партии он выступил как главный обвинитель «правых». На другой день Бухарин ответил ему очень длинной речью, без стеснения вскрывая двуличие Сталина, Молотова и др. Его постоянно перебивали Орджоникидзе, Каганович, Микоян, Рудзутак — что вызвало со стороны Бухарина реплику: «Я не люблю, когда другие КРИЧАТ И МЕШАЮТ МНЕ ГОВОРИТЬ. Нужно все-таки вам УСПОКОИТЬСЯ И НЕ ВПАДАТЬ В ПАНИКУ! И не нужно, тов. Каганович, скрывать громким деревянным смехом своего глубокого смущения! (Смех.)» [86] . Фраза насчет паники дословно повторяла недавние антитроцкистские лозунги, что, очевидно, и смутило Кагановича.
Ранее на этом же пленуме Куйбышев подтверждал и развивал теорию обострения классовой борьбы по мере строительства социализма. Бухарин же заговорил об этой теории с иронией: «Она смешивает известный временный этап обострения классовой борьбы — один из таких этапов мы сейчас переживаем — с общим ходом развития… По этой странной теории выходит, что чем дальше мы идем вперед в деле продвижения к социализму, тем больше трудностей набирается, тем больше обостряется классовая борьба, и у самых ворот социализма мы, очевидно, должны или открыть Гражданскую войну, или подохнуть с голоду и лечь костьми.
КАГАНОВИЧ. Не делайте шаржа из речи тов. Куйбышева. (Шум.)» [87] .
Обмен выпадами продолжался. Бухарин говорил: «Вчера тов. КАГАНОВИЧЕМ была вытащена залежавшаяся в троцкистском мусоре клевета о бухаринской „теории мирного врастания кулака в социализм“. Это, с позволения сказать, „обвинение“^ было впервые пущено ТРОЦКИСТСКОЙ ОППОЗИЦИЕЙ… Вчера с этим же обвинением выступил здесь тов. Каганович и был сфотографирован на месте преступления. Итак, на чем основывала троцкистская оппозиция свою клевету?.. Они, по Троцкому, стали опираться на то место, которое я сейчас зачитаю и которое тов. Каганович вчера здесь приводил, УМЫШЛЕННО НЕ ДОЧИТАВ ЦИТАТУ ДО КОНЦА. У меня сказано было:
„Таким образом, основная сеть наших кооперативных крестьянских организаций будет состоять из кооперативных ячеек НЕ кулацкого, а ТРУДОВОГО типа, ячеек, врастающих в систему“.
КАГАНОВИЧ. Врастающих в систему?
БУХАРИН. Я все прочту, тов. Каганович, я не жульничаю с цитатами, как вы, тов. Каганович!
КАГАНОВИЧ. Вы зато с Каменевым жульничаете…» [88]
Заметна уверенность Лазаря в своей силе. Он аргументирует в манере коммунальной кухни, не утруждая себя логически строгими умозаключениями. Бесконечные грубости, доносящиеся из президиума, заставили одного из участников пленума воскликнуть: «Ну дайте же говорить. Что же засели тут эти новые крикуны» [89] .