В последние годы своей жизни Микоян все меньше и меньше уделял внимания государственным делам. Он не искал встреч с Брежневым или Косыгиным, но ни разу не посетил также и Хрущева. В 1967 году Микоян проявил интерес к судьбе советского историка А. М. Некрича, исключенного из партии за книгу «1941. 22 июня». Она вышла в свет еще в 1965 году и была разрешена к изданию советской цензурой. Микоян попросил своих друзей дать ему для чтения книгу Некрича и некоторые материалы по его делу. Он выразил удивление, что Некрича исключили из партии, но не стал вмешиваться.
Хотя Микоян отошел от власти без конфликтов и оставался все еще членом ЦК КПСС и членом Президиума Верховного Совета СССР, его неожиданно лишили ряда привилегий. Особенно болезненным было для него распоряжение покинуть государственную дачу под Москвой. Это был большой дом, почти имение, в котором до революции жил богатый кавказский купец и где после революции Микоян прожил с семьей половину своей жизни. В несколько раз было сокращено и число людей, обслуживавших Микояна.
Еще во времена Хрущева все ответственные работники ЦК КПСС были «раскреплены» по различным первичным партийным организациям. Микоян встал на учет в партийной организации завода «Красный пролетарий». Микоян регулярно приходил на партийные собрания и конференции этого завода, иногда выступал с речами или отвечал на многочисленные записки. Нередко выступал с воспоминаниями в других организациях.
Однажды, это было в 1969 или 1970 году, меня пригласили на собрание в научный институт, где работал директором П. Л. Капица. Ожидалось выступление Микояна. Зал был переполнен, но Микояна встретили более чем холодно, многие видели в нем в первую очередь соратника Сталина. Только один из сидевших в зале вдруг вскочил и стал аплодировать, но его никто не поддержал. Микоян не смутился. Без всяких бумажек, не поднимаясь на кафедру, Микоян рассказал нам несколько интересных эпизодов из истории 20-х годов. Потом он привел немало примеров бессмысленных и жестоких репрессий Сталина в среде ученых и технической интеллигенции. Микоян, естественно, осудил эти преступления. Аудитория слушала его со все большим вниманием. Рассказав о некоторых проблемах торговли и снабжения в 30-е годы и в годы войны, Микоян незаметно перешел к истории Карибского кризиса, и все мы впервые узнали о той большой роли, которую сыграл он в предотвращении войны, да и вообще о том, насколько СССР и США были близки в те дни к катастрофе. В заключение Микоян рассказал о похоронах Кеннеди, в которых приняли участие почти все главные политические деятели западного мира. Микоян представлял СССР в Вашингтоне и вел с некоторыми из деятелей Запада неофициальные переговоры. Закончив свои воспоминания, Микоян умело и остроумно ответил на многочисленные вопросы, в том числе и весьма щекотливые. Когда председательствующий объявил об окончании вечера, слушатели встали и устроили ему овацию.
В середине 60-х годов Микоян начал писать мемуары. Отрывки из них публиковались в «Юности» и других журналах. Потом начали появляться книги «Мысли и воспоминания о Ленине» (1970), «Дорогой борьбы» (1971), «В начале двадцатых…» (1975).
Воспоминания Микояна вызвали большой интерес, их перевели и издали во многих странах. Но издавать да и писать эти мемуары становилось все труднее. Как свидетельствует сын Анастаса Ивановича Серго Микоян, уже «вторая книга, названная „В начале двадцатых…“, подверглась суровому редактированию и даже неавторским дополнениям, сделанным по требованию отнюдь не всегда последовательных рецензентов. Если речь, например, шла о том, что особенно запомнилось автору на X и XII съездах партии, рецензентом отмечалось, что работа съезда этим не ограничивалась и нужны дополнения. Вместе с тем автору бросался упрек, что он должен писать не историю партии, а личные воспоминания. Зато когда рецензент переходил именно к воспоминаниям личного характера, то обвинял автора в субъективных оценках или даже нескромности. Оценки дискуссий, отдельных лиц предлагалось переписать и дополнить в духе тогдашних изданий „Истории КПСС“. А. И. Микоян возмущался, спорил. Однако желание видеть свои воспоминания опубликованными при жизни (а ему уже было почти 75) заставляло уступать. Ему вписывали целые пассажи (например, против Бухарина), вычеркивая многое, что автору было дорого. Сегодня мы можем по-разному относиться к этому, даже упрекнуть его в подобной уступчивости, однако следует учитывать, что он не видел просвета в застойной атмосфере тех лет, а собственных лет ему оставалось все меньше и меньше… Эту вторую книгу все же выпустили в 1975 году, без фотографий и малым тиражом».
Было известно, что Микоян написал и даже подготовил к изданию еще одну книгу — «Годы, события, встречи». В тематическом плане Издательства политической литературы она была объявлена на 1978 год. Как правило, я делал предварительные заказы на книги этого издательства. Но книгу Микояна я не получил, не появилась она и в библиотеках. Сегодня его сын внес на этот счет ясность:
«С третьей книгой дело обстояло еще хуже. Ко времени работы над ней А. И. Микоян уже не избирался членом ЦК КПСС (в котором состоял с 1922 года), не выдвигался в депутаты Верховного Совета СССР. Правда, иногда ему делались предложения развить в какой-нибудь статье или речи тему „От Ильича до Ильича…“, и тогда, мол, „все будет хорошо“. Но он категорически отвергал такого рода предложения…» [360]
«С рукописью третьей книги и вовсе не церемонились. Доктор наук Абрамов из ИМЛ написал разносную рецензию, местами просто оскорбительную по тону. Делалось это по команде Суслова. После смерти Микояна, выдержав для приличия месяца полтора, редактор из Политиздата вызвала меня, чтобы вернуть рукопись и сообщить, что ее больше нет в плане. От друзей в Госкомиздате я узнал, что это было сделано по личному распоряжению Суслова» [361] .
По свидетельству Серго Микояна, литературное наследие его отца еще достаточно велико. Ожидают издания книга очерков о Великой Отечественной войне и книга очерков о различных зарубежных миссиях автора. Кое-какие из этих очерков уже опубликованы в «Огоньке», в журнале «Вопросы истории», в «Военно-патриотическом журнале». Но Микоян воздержался написать что-либо о временах и деяниях Сталина или Хрущева и их окружении. По этим книгам мы можем судить о его исключительной памяти. Микоян рассказывает читателям о мелких разногласиях в Нижегородском губкоме партии в 1921–1922 годах, но ничего не говорит о деятельности политбюро конца 20-х годов, а тем более о событиях 30-х годов. Осторожность оставалась характерной чертой Микояна до самых последних дней его жизни. «Какую бы историю мы имели, если бы Анастас Микоян дал нам свои истинные воспоминания!» — восклицал американский советолог и историк А. Улам в своей книге о Сталине. «Размышляя об искусстве политического продвижения, — писал далее Улам, — мы обращаемся обычно к примеру Талейрана. Но Талейран был дилетантом, а не профессионалом по сравнению с Микояном». Когда Улам писал свою книгу, Микоян был еще жив, и потому к сказанному выше Улам добавлял: «Когда Микоян умрет, мы можем быть уверены, что его убитые горем коллеги будут нервозно и тщательно изучать каждый лоскуток бумаги, который он оставит» [362] .