Неужели Мэтью так о ней думает?
Мэтью старался сдержать гнев, понимая: кипятиться нет смысла, ведь этим проблемы не решить. Но сейчас как никогда он был близок к тому, чтобы выйти из себя.
Увидев выложенное в Интернете фото Уитни, сидящей с ним в ресторане, а внизу подпись: «Обалдеть! Уитни Уайлдз в Денвере?!», Мэтью извинился и вышел из кабинета стилиста.
Было ясно: это фото – лишь первая ласточка, скоро такие снимки заполнят Интернет. Так подсказывал опыт: ведь Мэтью уже много лет улаживал скандалы, возникавшие вокруг его братьев, сестер и мачех.
Остановить эту лавину невозможно. Впрочем, попытаться стоит. Нужно отвлечь внимание публики, перенести ее интерес к Уитни на другой скандал.
Мэтью просмотрел сайты, специализирующиеся на слухах о знаменитостях, в надежде, что кто-нибудь из звезд совершил потрясающую глупость, способную затмить новость о бывшей старлетке, обедающей в ресторане.
Ничего. В кои-то веки все знаменитости вели себя примерно.
В былые времена Мэтью полагался на этот прием – отвлечение внимания. Впервые он воспользовался им за пять лет до смерти отца, когда столкнулся у дверей своей квартиры с толпой папарацци. Они требовали комментариев по поводу того, что очередная жена застукала Хардвика Боуманта в постели с любовницей в этом самом отеле «Монако».
В тот день Мэтью позвонил Филиппу и попросил его устроить спектакль для прессы – изобразить пьяный дебош, чтобы все репортеры кинулись в погоню за новой сенсацией. Это сработало. Чуть позже Хардвик вызвал Мэтью в свой офис и сказал:
– Ты отлично справился с ситуацией.
– Ты не сердишься на Филиппа или на меня?
Хардвик встал с кресла, обошел письменный стол, положил руки на плечи Мэтью и сказал с выражением отеческой нежности на лице, обычно никогда не отражавшем подобные чувства:
– Сынок, если ты контролируешь прессу, значит, правишь всем миром – вот какого принципа придерживается любой Боумант.
«Сынок»! Сколько раз отец называл его так? Можно было по пальцам пересчитать. Наконец он обратил внимание на Мэтью, и тот впервые в жизни почувствовал себя Боумантом.
– Продолжай присматривать за нашей семьей, – сказал Хардвик и повторил: – Контролируешь прессу – правишь миром.
И Мэтью прекрасно научился контролировать прессу. Но лишь традиционную: газеты и журналы. Интернет с его социальными сетями – зверь куда опаснее. Он напоминает многоголовую гидру. На месте каждого удаленного фото выскакивают пять новых.
В нынешней ситуации нельзя прибегнуть к помощи Филиппа. Теперь он не сможет устроить пьяный скандал, потому что всем известно, что он начал вести трезвый образ жизни. Чедвика тоже нельзя подключать: тот отказывается от любых контактов с прессой за исключением нескольких проверенных журналистов.
Мэтью посмотрел на свой телефон. Может, позвонить Фрэнсис? Но сестра обязательно захочет сперва вызнать все подробности. И если она узнает, что дело касается кумира ее детства Уитни Уайлдз…
Оставался единственный вариант, и Мэтью набрал номер младшего брата.
– Что я сейчас делаю? – переспросил Байрон, зевнув, словно Мэтью разбудил его, хотя было два часа дня. – Пока ничего.
– Ты ведь в Денвере, верно?
– Прилетел этим утром. – Байрон снова зевнул. – Надеюсь, ты это оценишь. Сюда чертовски долго добираться из Мадрида.
– Я хочу, чтобы ты кое-что сделал.
– Сделать еще что-то, кроме того, что и так уже приперся с другого конца земли полюбоваться, как Филипп женится на каком-то лошадином тренере?
Мэтью сжал зубы. Байрон в эту минуту напомнил ему отца.
– Да, мне нужно, чтобы ты сегодня попал в выпуски новостей.
– Что Филипп натворил в этот раз? А я-то думал, он остепенился и собирается жениться.
– Речь идет не о Филиппе.
Байрон присвистнул:
– Во что ты вляпался?
– Мне нужно, чтобы ты отвлек прессу. Так ты поможешь мне или нет?
«Что я творю? – мелькнуло в голове. – Так нельзя! Ведь мне нужно доказать всем, что семья Боумант больше не связана ни с какими скандалами. А я прошу брата устроить скандал всего за несколько дней до свадьбы, чтобы… защитить Уитни. О чем я только думаю?!»
А думал он о том, каким отчужденным мгновенно стало лицо Уитни там, в бистро, едва она заметила, что все уставились на нее. А еще Мэтью думал о том, что она предложила перекраситься в блондинку или вообще не принимать участия в свадьбе, чтобы не разрушить его планы. И еще вспомнилось, что он едва не поцеловал ее в бистро.
– Насколько серьезно требуется отвлечь прессу? – поинтересовался Байрон.
– Убивать, конечно, никого не надо…
– Проклятье, – добродушно рассмеялся брат. – Ты мне потом поможешь выпутаться из скандала?
– Само собой.
Байрон задумчиво смолк, и Мэтью заволновался. Что, если брат откажется помочь?
– Слушай, а ты пригласил на свадьбу Харпера?
– Леона Харпера, того самого банкира, который вынудил Чедвика продать семейную пивоварню?
– Его.
– Нет. Разумеется, я не пригласил человека, который так сильно ненавидел отца, что перенес эту ненависть на всех его детей. А в чем дело?
– Я помогу тебе, только если ты пригласишь на свадьбу всю семью Харпер.
– Неужели у него есть семья?
Мэтью имел неудовольствие встречаться с этим банкиром лишь несколько раз на официальных мероприятиях и заседаниях правления. Харпер был настоящей акулой. Нет, сказать так было бы нечестно по отношению к акулам. Скорее он напоминал угря – такой же скользкий, а еще гнусный и страшнее смертного греха.
– Ты серьезно? С чего тебе вдруг понадобилось, чтобы Харпер был приглашен на свадьбу?
– Ты хочешь, чтобы я ради тебя попал в заголовки или нет? – отрезал Байрон.
– Ладно. Это семейство не сможет присутствовать на венчании – в часовне все места уже распределены. Но я приглашу Харперов на свадебный ужин, – согласился Мэтью и подумал: «На банкете будет шесть сотен гостей. Вероятность, что Харпер столкнется и сцепится с кем-то из Боумантов, крайне мала. Можно рискнуть».
– Договорились. Не беспокойся, брат. Сейчас, когда я вернулся в Штаты, у меня найдется парочка типов, с которыми хотелось бы потолковать по душам. – Байрон рассмеялся. – Поверить не могу, что именно ты подбиваешь меня на то, чтобы устроить скандал.
– У меня на то есть причина. Просто постарайся не заполучить синяк – будешь плохо смотреться с ним на фотографиях.
– Интересно, а у твоей причины есть имя?
– Конечно. А как зовут ту причину, из-за которой ты на год уехал в Европу?