Портниха сновала по залу, поминутно выныривая то с одной, то с другой стороны, и с ловкостью фокусника доставала откуда-то искусственные цветы, перчатки из кружева, шелка или тончайшей кожи. Прикладывала к ткани, показывала Хелене, потом что-то чертила на листке бумаги, зачеркивала, перерисовывала снова. Обещала послать образцы ткани свояченице в Калькутту, чтобы та набросала подходящий фасон шляпки. От обилия красок, цветов и узоров у Хелены закружилась голова.

Наконец ее внимание привлек рулон в середине полки.

– Вот это красиво, – сказала она китаянке, поглаживая шелк насыщенного зелено-коричневого оттенка с узором «турецкий огурец».

– Но это ткань не для леди, – с сожалением заметила миссис Ванг. – Это для мужчин.

Тем не менее Хелена не могла расстаться с этим отрезом. Он напомнил ей Шикхару, ее темно-зеленые чайные поля с мелькающей в просветах бурой землей и поросшие лесом склоны холмов. Она скосила глаза на Яна, который в это время листал каталог и, морща лоб, слушал разъяснения мистера Ванга. Безусловно, ему пойдет. Но понравится ли? Разумеется, было бы слишком самонадеянно с ее стороны делать выбор за Яна, человека с безупречным вкусом. Но здесь, пожалуй, все слишком очевидно.

– Не могли бы вы, – Хелена понизила голос почти до шепота, так что миссис Ванг едва ее поняла, – не могли бы вы сшить из этого жилет моему мужу, – сказала Хелена. – Мне хотелось бы сделать ему сюрприз.

Портниха потрепала ее по рукаву и заговорщицки подмигнула, так что на мгновение ее глаза превратились в две черные щелочки.

– Это мы устроим! А на спину возьмем темно-коричневого шелка.

– Я вижу, ты уже выбрала!

Хелена повернулась к мужу и прижала ладонь к животу.

– Ах, Ян, мне понравилось так много, что столько забрать невозможно!

– Разумеется, мы все возьмем, – засмеялся Ян. – Поверь, иногда я позволяю себе и более бесполезные покупки. – Он пристально посмотрел ей в глаза. – Я хочу, чтобы ты поняла, что это наши общие деньги.

Хелена отвернулась. Она знала, что должна радоваться щедрости мужа, но не могла. Уж больно чувствовался гнилостный «душок» его великодушия, будто Невилл хотел тем самым вознаградить ее за потерю чего-то более важного. Ворвавшийся в мастерскую Джейсон избавил ее от необходимости отвечать.

– Представь, Нела! – закричал мальчик. – У них здесь есть все нужные книги! И Мохан уже купил мне кое-что очень интересное. И циркуль, и линейку, и всякие другие вещи! Боюсь, повозка сломается: так всего много! Ты что-нибудь выбрала? – Он с любопытством оглядел разбросанные на столе тюки, мотки и отрезы. – Вот это мне нравится, и это, и это, а вот это… – Он критически сморщил усыпанный веснушками нос. – Хорошо, что это не для меня!

Джейсон сердито надулся, словно ожидая шлепка, однако вместо этого Ян привлек его к себе, обхватив за затылок, и подтолкнул в сторону мистера Ванга.

– Ну, теперь твоя очередь, молодой человек. В таком виде в школу я тебя не пущу.

Пока китаец снимал с мальчика мерку, тот то вспыхивал от гордости, то не знал куда глаза девать от смущения. К началу учебного года пиджак и брюки будут готовы, раз десять уверил китаец. У Хелены комок подступил к горлу. Еще самое большее три недели – и она сможет видеть брата только по выходным. Она понимала, что должна это пережить, что детство Джейсона стремительно подходит к концу. И все-таки осознание этого давалось ей необыкновенно тяжело.

Иногда она мучилась ревностью, замечая, как доверительно беседует Джейсон с Моханом Тайидом или с каким восторгом он смотрит на Яна. И все-таки не могла не признаться себе в том, с каким облегчением разделила с этими людьми ответственность за брата. Сколько себя помнила, она все делала ради Джейсона. Это ради него она, стиснув зубы, терпела то, что иначе стало бы для нее невыносимым: унижения и бедность, вспышки отцовского безумия и то равнодушие, с которым он наблюдал собственное падение. Это ради брата она делала веселое лицо в самые тяжелые моменты своей жизни, из последних сил стараясь оградить его от страданий. Только сейчас Хелене пришло в голову, что у нее есть и своя личная жизнь, заниматься которой ее неотъемлемое право.

Когда они все вместе пересекали базарную площадь в направлении Молла, Джейсон, не переставая жевать пхалер-бора, дернул сестру за рукав.

– Не хочешь себе что-нибудь выбрать?

И показал пальцем в сторону ювелирного ряда.

Хелена покачала головой, но тут же неожиданно для себя ответила:

– Мне ничего не нужно. Вот разве Шушиле… – Она почувствовала, как над головой собирается гроза, однако отступать было поздно. Хелена повернулась к Яну. – Ты знаешь, что ей нравится?

Некоторое время Невилл таращился на нее с недоумением, и Хелена заметила, как вдруг покраснели его щеки. До сих пор она была уверена, что Ян ничего не знает о ее разговоре со служанкой. Теперь же все больше убеждалась в обратном. Никогда она еще не видела его таким смущенным и втайне гордилась этой своей победой не только над собой, но и над Яном, пожалуй, впервые в жизни.

– Рубины, – наконец ответил Невилл. – Ей нравятся рубины.

Он выглядел как застигнутый с поличным, нахулиганивший школьник.

Хелена перебрала немало драгоценностей, стараясь и себе угодить, и угадать вкус Шушилы. Она была так поглощена украшениями, что не заметила, как пристально разглядывает ее Невилл. Наконец были выбраны два браслета с рельефным рисунком, еще один с рубиновой вставкой и пара подходящих к ним серег. Торговец великодушно округлил сумму в пользу покупательницы: уж очень понравилась ему эта мемсахиб, которая не только не задирала перед ним нос, но и довольно бегло тараторила на хиндустани. Она слышала, как бросил через плечо Ян, отсчитывая индусу ассигнации:

– Иногда ты для меня загадка.

– Только иногда? – Хелена лукаво улыбнулась. – А у меня, стоит только о тебе подумать, каждый раз голова раскалывается от вопросов.

Невилл не ответил. Однако от внимания Хелены не ускользнула мелькнувшая на его лице довольная улыбка, от которой ее сердце радостно затрепетало.

21

Дни летели за днями. Уже были получены первые пакеты из мастерской Вангов, и Хелена успела привыкнуть к простым и оттого не менее красивым бязевым платьям, которые теперь носила по дому. Для прогулок верхом и для работы в саду оставались рубаха, штаны и сапоги: Хелена не любила ненадежные дамские седла. И только вечером, в часы недолгого отдыха с удовольствием надевала сари, в котором чувствовала себя такой женственной и привлекательной, как ни в каком другом наряде.

Будни Хелены проходили между кухней, прачечной и кладовой. Она хотела до начала уборки урожая привести в порядок дом: пересмотреть белье, посуду, столовое серебро, выбросить все негодное, докупить недостающее, вымыть и вычистить грязное. При этом она успевала делать вылазки в сад, где вместе с главным садовником осматривала черенки и саженцы в теплицах, листала каталоги и неоднократно закатывала скандалы, когда ее желания казались ему невыполнимыми.