В одну из таких ночей с тонким серпом луны на темном чернильном небе Ситара внезапно залилась слезами.

– Что случилось? – спросил Уинстон.

– Я… – всхлипывала она, глядя на свои сложенные на коленях руки. – Я постоянно думаю о том, что когда-нибудь ты исчезнешь.

Уинстон обомлел. Сам он отгонял прочь любую мысль о том, что вскоре ему придется покинуть дворец и вернуться в Калькутту. В ту ночь, когда он впервые встретил Ситару, время словно перестало для него существовать и вселенная остановилась. Однако слова Ситары напомнили ему о том, что за стенами Сурья-Махала жизнь продолжается и требует его участия. У Невилла неприятно защекотало в желудке.

Больше всего на свете ему хотелось бы утешить Ситару, уверить ее, что он обязательно вернется. Но он знал, что не сдержит обещания. Последняя встреча с раджой окончательно убедила его в том, что тот никогда не примет покровительства английской короны, пусть даже и с номинальным сохранением своего статуса правителя. В Калькутте еще не знают, что миссия Невилла провалилась. Второго шанса не предвидится, поэтому в обозримом будущем появление в этом княжестве частей Ост-Индской компании маловероятно.

– Уинстон…

Подняв глаза, Невилл увидел, что Ситара стоит перед ним и, словно загипнотизированная, снимает с себя сари. Виток за витком падала на плитку белая ткань, пока принцесса не предстала перед Уинстоном Невиллом обнаженной. Капитану показалось, что от ее кожи исходит теплое серебристое свечение. Он удивился тому, что голая она не выглядит такой хрупкой, как в сари. Ее грудь оказалась тяжелой и полной, а тонкая талия плавно переходила в пышные бедра. Густые и мягкие, как шелк, волосы черной волной обтекали ее тело. Ее нагота казалась нежной и уязвимой и так не соответствовала исполненному решимости гордому взгляду.

– Сделай меня женщиной, прямо сейчас, – сказала Ситара.

А потом взяла его за руку и увлекла за собой на землю. На ощупь ее волосы и кожа были неотличимы от расстеленного на плитке мягкого шелка сари, и Невилл понял, что хочет сейчас того же, что и она.

До сих пор он имел с женщинами лишь случайные связи. Один раз это была послушная служанка, которую он завел на сеновал, другой – дешевая шлюха из притона на калькуттском базаре, сильно накрашенная и надушенная дешевой парфюмерией. Облегчение за пару рупий оставило в душе Невилла неприятный, грязный след. Поэтому впоследствии он не понимал своих товарищей по службе, питавших слабость к темнокожим женщинам. Но Ситара – другое дело. Ее невинность и влюбленный взгляд порождали в Невилле чистое, возвышенное чувство. Ее поцелуи обжигали, тело будто горело от ее прикосновений, а торопливые пальцы, снимавшие с него одежду, были теплыми и ледяными одновременно.

Он вдыхал тяжелый мускусный запах, следуя губами и пальцами за изгибами ее стана, и восхищался ее пластичностью и женственностью. Пробегающая по ее телу дрожь и чуть слышные гортанные звуки усиливали его желание. Он вошел в нее в тот момент, когда, казалось, был готов сгореть от страсти, почувствовал, как она содрогнулась от испуга, а потом их обоих накрыла теплая волна блаженства. Ситара твердо смотрела Уинстону в глаза, обхватив его тело руками и ногами, словно слившись, сплавившись с ним в одно целое. А когда они наконец выпустили друг друга из объятий, их лица, руки и плечи блестели, покрытые мельчайшими бисеринками пота, кожа будто горела изнутри, а снаружи дрожала от ночного холода. И все звуки мира: клокочущий пульс Невилла и биение сердца Ситары, их учащенное дыхание и стрекот кузнечиков в листве – слились в ничем не нарушаемую, оглушительную тишину. Несколько мгновений, растянувшихся в целую вечность, они молчали, а потом Невилл почувствовал на своем локте слезы Ситары. Она взяла его руку и положила на низ своего живота, как раз над темным треугольником между ног.

– Я рожу от тебя сына, я знаю.

6

Любовь нельзя утаить, быть может, в этом и состоит суть этого чувства. Легкий шаг, огонек в глазах – влюбленного обязательно что-нибудь выдаст. Внимательный взгляд сразу замечает окружающую таких людей специфическую ауру. Поэтому, как ни осторожничали Уинстон и Ситара, их отношения недолго оставались тайной.

Из ночи в ночь встречались они во внутреннем дворе «заколдованной» части Сурья-Махала, жаждущие телесной и душевной близости, и никак не могли насытиться друг другом. Они отгоняли прочь любую мысль о времени, которое тем не менее неумолимо текло у них меж пальцев.

Луна округлялась и снова таяла, а двое влюбленных все расточали друг другу нежности, подстелив под себя мундир Уинстона. В ту ночь Ситара смеялась особенно звонко, наблюдая беспомощные попытки Невилла снять с нее сари, как вдруг оба вздрогнули, услышав скрежет металла.

Перед ними, широко расставив ноги и с обнаженной саблей в руке, стоял Мохан Тайид. Его лицо пылало от гнева.

– Убери свои грязные руки от моей сестры, ферингхи [13] , – приказал он Невиллу.

Уинстон хотел вскочить, готовый постоять за себя и свою любовь, однако Ситара велела ему сидеть, до боли сдавив пальцами его бедра. Твердо глядя брату в глаза, она встала, заслонив собой Невилла, и положила одну руку себе на живот.

– Нет, Мохан, – сказала Ситара. – Сначала тебе придется убить меня и моего ребенка.

Она оставалась спокойна, но это было спокойствие львицы, защищающей своих детенышей.

– Тем лучше, – отвечал Мохан, в этот момент как никогда походивший на своего отца. – Один удар меча – и позор, который вы оба навлекли на нашу семью и касту, будет отмщен.

Тут Невилл вскочил, бесцеремонно отодвинув Ситару в сторону, и встал перед Моханом Тайидом во весь свой недюжинный рост.

– Со мной делай что хочешь, – сказал он, – но ее отпусти.

Мохан пристально посмотрел на капитана и поднял саблю. Даже почувствовав холод острия на своей коже, Уинстон продолжал стоять смирно.

– Ты действительно дурак, – это слово Мохан сказал по-английски, словно выплюнул в потоке плавной хиндустанской речи, – если готов пожертвовать жизнью ради черномазой, подарившей тебе пару часов удовольствия.

– Ситара – твоя сестра, – заметил Невилл, распаляясь гневом.

Мохан вспыхнул и перевел глаза на Ситару.

– Мы любим друг друга, – услышал Невилл за спиной ее голос. – Так мне предначертано, и ты это знаешь.

Мохан сердито вложил саблю в ножны.

– Да, я знаю. Стоило ему переступить порог тронного зала, и я уже понял, что наш дом ждет катастрофа. – Он нахмурил густые брови и поочередно смотрел то на Невилла, то на Ситару. – Как ты могла быть такой легкомысленной? Или ты не представляешь, что сделает раджа с вами обоими, если узнает? А он узнает, это я вам обещаю, – продолжал Мохан, повернувшись к Уинстону. – Или ты думаешь, я один заметил, как ты изменился? Сегодня сюда явился я, завтра по моему следу придут шпионы раджи – это вопрос времени!