Полина ответила, хотя и не сразу:
– Ну что ж, я видела их портреты: должна признаться, что и впрямь симпатичнее их.
Грифф рассмеялся.
– Слава богу!
Раздвинув коленом ей ноги, чтобы почувствовала силу его возбуждения, он прошептал, уткнувшись лицом ей в шею:
– Пусть это случится сейчас. В следующий раз я не стану торопиться и буду целовать тебя везде, ласкать часами, но сейчас… мое терпение на исходе. Мне нужно… О боже, ты нужна мне.
– Да, – выдохнула Полина, целуя его. Он тоже ей нужен, она тоже не могла ждать.
Когда он вошел в нее, она вскрикнула, но не от боли: несмотря на торопливую прелюдию, она была готова его принять, готова давно, мечтала испытать это не один год. Он такой большой и горячий… наполнил ее всю, отчего наслаждение оказалось нестерпимо острым.
Наконец-то она с ним, он – в ней, вокруг нее, она чувствовала его внутри, целовала его, гладила по волосам и плечам. Она дождалась настоящего мужчину, не неловкого неопытного юнца, а мужчину, знающего свое дело и знающего не только, чего хочет сам, но и чего хочет женщина. Он входил в нее сильными ритмичными толчками, проникая все глубже, и всякий раз, когда ей казалось, что глубже уже некуда, доказывал обратное.
Он смотрел ей в глаза, и она видела в них потрясение.
– Мне… мне хорошо. Я знаю, что такое наслаждение, но это… хорошо.
– Просто у вас долго никого не было.
– Много месяцев. А у тебя?
– О, целую вечность. Годы.
Он замер на середине пути.
– Я так и думал.
Грифф завладел ее губами, и она вцепилась ему в плечи, побуждая двигаться быстрее, проникать глубже, забыть о самоконтроле… Полина чувствовала, что он не из тех, что станет осторожничать…
– Грифф… – простонала Полина.
Он замер.
– Я не хочу причинить тебе боль и стараюсь быть нежным.
Она толкнулась ему навстречу.
– Просто будьте собой, забудьте обо всем.
Что-то хищное сверкнуло в его взгляде. Он приподнялся на руках и, опираясь коленями о матрас, резко и сильно толкнулся в нее.
– Да! – вскрикнула Полина. – Еще! Еще!..
И он дал ей то, чего она так ждала. Еще и еще. Сильнее и сильнее.
Но не эта грубая чувственность заставляла болезненно сжиматься ее сердце. Он мог обидеть ее словом, это верно. Но сейчас она не нуждалась в словах – и так было ясно, что он желает ее: об этом не говорит, а кричит язык его тела. Желание исходило от каждой жилки, каждой мышцы, каждого удара его сердца.
И этот его взгляд – он буквально гипнотизировал, выворачивал наизнанку. Она чувствовала себя абсолютно беззащитной перед его дерзостью – он не остановится ни перед чем в погоне за наслаждением и отдаст ей все, что у него есть.
Полина закинула руки за голову и схватилась за резное изголовье, толкаясь ему навстречу, стремясь отдать все, что у нее есть.
– Умница! Вот так… вместе со мной.
Спина ее выгибалась, отрываясь от матраса. Тела их сталкивались с такой силой, что наслаждение подходило к границе боли. Страсть достигла предельного накала. Разрядка была так близка…
Он издал низкий грудной стон, и тревога молнией пронзила ее. Возможно, он тоже был близок…
Они не обсуждали, что будет в конце.
– Расслабься!
Полина открыла глаза. Он смотрел на нее сверху вниз, лицо его исказила судорога, двигался он в том же сумасшедшем ритме.
– Все будет хорошо. Просто расслабься.
И тогда до нее дошло: он не остановится до тех пор, пока она не достигнет пика. Не остановится, и все. Он будет делать это столько, сколько придется: хоть час, хоть два.
– Ты моя, слышишь? – прошептал он хрипло.
Накрыв ее ладони своими, он прижал ее к кровати. И тогда ее отпустило. Она вдруг обмякла, бедра ее мелко задрожали, а с губ сорвались всхлипы.
Все это время он продолжал смотреть ей в глаза, и эти темные глаза служили ей якорем.
– Ну давай же, давай! Ради всего святого, Полина…
Услышав свое имя на его устах, впервые, она… улетела. Она знала, что все эти героические усилия были ради нее, ради нее одной.
И тогда ее подхватила высокая волна. Никогда не испытывала она столь сильного, столь острого наслаждения. И эта волна продолжала удерживать ее наверху, подбрасывая все выше и выше. Это было восхитительно.
Он перекатился на пятки и приподнял ее за талию.
– Грифф…
– Я помню. – Лицо его исказилось, из горла вырвался стон, и он рывком вышел из нее, извергнув семя на простыню и валявшиеся там же ее нижние юбки.
Потом он словно замертво свалился на кровать возле нее. Весь в испарине, он тяжело дышал. Они оба лежали без сил, молча уставившись вверх, на балдахин, и никак не могли восстановить дыхание.
Чем дольше они так лежали: рядом, но не в обнимку, тем тревожнее становилось у нее на душе.
Она ведь знала, что это счастье всего лишь на неделю, но не была готова, что все закончится прямо сейчас.
Когда он с тихим стоном наконец обнял ее, привлек к себе и нежно поцеловал в макушку, Полина облегченно вздохнула.
Она пристроила голову у него на груди и тихо заплакала. Он не пытался ее успокоить, не пытался остановить этот беспричинный и бессмысленный поток слез, а просто держал ее в объятиях, давая выплакаться, словно понимал, что не он причина этих слез, а те, что были до него, и точно знал, что может все исправить.
– У меня был только один мужчина до вас, – сказала она спустя какое-то время, доверчиво прижимаясь к нему. – Это Эррол Брайт, старший сын лавочника. Он уверял, что любит меня, да и вообще много чего говорил и обещал, да только ничего не выполнил. – Она смущенно прикусила губу. – Я говорю это потому, что не хочу, чтобы вы думали, будто теперь я имею право ожидать чего-то большего. Мне не нужны никакие обещания, но я надеюсь, вы понимаете, что я не занимаюсь этим со всеми подряд. Даже если этот раз, с вами, будет единственным, я не забуду его до конца своих дней.
Голова ее у него на груди поднималась и опускалась в такт его медленному глубокому дыханию, он легонько пожал ее руку.
– Полина? Пожалуйста, поверь, я сейчас искренен, как никогда: я счастлив.
Только сейчас Полина поняла, что ждала его слов затаив дыхание. Теперь у нее отлегло от сердца. Она не знала, что именно надеялась услышать, но то, что он сказал, превзошло все ее ожидания. Отчего-то ей казалось, что он никогда никому не говорил этих слов, по крайней мере в постели.
Она повернулась в его объятиях и провела рукой по груди с гордостью женщины, которая может по праву назвать этого мужчину своим. Ей было приятно сознавать, что теперь она вольна дотрагиваться до него сколько пожелает и где пожелает.