Полина отдавала себе отчет в том, что, если она сейчас нарушит данное ему слово и расскажет о его безвременно погибшей дочери, он никогда ее не простит. Как бы хорошо он к ней ни относился, какое бы наслаждение ни разделяли они прошлой ночью – не простит, а вычеркнет ее из своей жизни, стряхнет, как пылинку с рукава.
Полина судорожно сглотнула и прошептала:
– Аметисты. Герцог по своей доброте меня покрывает, но он не сказал вам всей правды, ваша светлость. Застежка не сломалась – колье с моей шеи сорвал вор.
Все слуги разом ахнули.
– О, мисс Симмз, – встревожилась ключница. – Вы не пострадали?
– Нет, со мной все в порядке, но вот моя репутация изрядно пострадала. Я гналась за вором по всему парку и кляла его на чем свет стоит. И колье пропало. – Полина повернулась лицом к герцогине. – Мне очень жаль, что так случилось. Но сейчас, сказав правду, я чувствую себя намного лучше. Не зря говорят, что исповедь врачует душу. И, раз уж мы все здесь собрались, может, стоит открыть друг другу тайны, что нас тяготят. Чтобы легче стало.
Она переводила взгляд с герцога на герцогиню и обратно.
«Ради бога, поговорите вы друг с другом!»
– Вы правы, – донесся голос из шеренги. – Мисс Симмз права. Я когда-то совершила дурной поступок и хочу сейчас в этом признаться.
Кухарка теребила фартук, слезы текли по ее пухлым щекам.
– В прошлом месяце ваша светлость заказал палтуса на ужин. Я пошла на рынок, но, сколько ни искала, приличной рыбы так и не нашла. – Толстуха спрятала лицо в фартук. – Вместо палтуса я приготовила треску. Под соусом. Никто ничего не заметил, но с тех пор я ужасно себя чувствую.
Полина подошла к всхлипывающей женщине и сочувственно похлопала ее по плечу.
– Ну, будет вам. Я уверена, что герцог вас простит.
– А я уронила золу на ковер в гостиной, – выпалила одна из горничных. – И прожгла в нем дыру.
– Но разве сейчас, когда признались в этом, вы не почувствовали себя лучше? – спросила Полина.
Горничная шмыгнула носом и подняла голову.
– Мне правда легче стало, мисс Симмз. Словно камень с души упал.
– Я рада за вас. Трудно жить, когда на сердце тяжесть.
Маргарет тоже решила внести свою лепту:
– Я видела Лоренса в буфетной – он там обжимался с горничной!
Герцогиня вытянулась в струнку.
– Лоренс!
Лакей побледнел.
Герцогиня строгим взглядом обвела горничных.
– Так которая из вас обнималась с ним в буфетной? Сделайте шаг вперед.
Вперед вышли сразу три девушки, а когда осмотрелись и увидели, что не одни, все устремили гневные взгляды на Лоренса.
Тот под их взглядами места себе не находил, лихорадочно соображая, что бы сказать в ответ.
– А Хиггс носит корсет! Вот.
Если он хотел отвлечь от себя внимание, то ему это удалось сполна. У всех присутствующих глаза поползли на лоб, а бедняга Хиггс покраснел как рак.
– Это не дамский корсет. Дворецкий должен иметь респектабельный вид.
Наступила неловкая пауза: никто не знал, что сказать.
А потом…
– Я не француженка, – раздался голос Флер.
– Что? – воскликнула герцогиня. – Этого не может быть!
– Но это правда. – Личная горничная герцогини сильно заикалась, глотала звуки – одним словом, дикция у нее была куда хуже, чем у Полины, да и говор провинциальный. – Я знала, что никогда не получу должность камеристки с моим выговором, вот и притворилась француженкой, чтобы говорить как можно меньше. Меня на самом деле Флора зовут. Простите. Пойду собирать вещи.
Она в слезах бросилась вон из комнаты, но герцогиня вышла следом.
– Флер… Флора, подождите!
В отсутствие ее светлости в комнате воцарилась тишина, пока ее не нарушил герцог, по своему обыкновению медленно захлопав в ладоши.
– Ну, спасибо, мисс Симмз: вы устроили нам весьма поучительное представление.
Полина прижала ладони к вискам. О боже!
Раздался звонок в дверь, но никто не шевельнулся.
– Мне тут в голову пришла мысль, – заметил Грифф. – Почему бы мне не открыть?
– Ваша светлость, позвольте мне, – очнулся Хиггс.
Грифф предупредительно поднял руку.
– Нет-нет. Должен признаться, я давно вынашивал тайное желание самому открыть дверь в собственный дом.
Грифф вышел, и Полина бросилась следом.
– Простите. Я понятия не имела, что все случится именно так. Но разве вы сами не видите: дом полон секретов, и от этого все несчастны. Но вы несчастнее всех. Вам надо рассказать о своем горе, открыть сердце.
– Единственное, что я намерен в данный момент открыть, это входную дверь. – Широкими шагами он подошел к двери и дернул за ручку, а увидев визитеров, пробормотал: – Превосходно. Вот чего недоставало для полного счастья.
Полина застыла, увидев не одно, а сразу два знакомых лица: Минерву, в девичестве Хайвуд, и ее мужа Колина Сэндхерста, лорда Пейна.
– Я так и знала! – Минерва протиснулась мимо стоявшего в дверях герцога и бросилась к Полине. – Не бойся, детка, мы не дадим тебя в обиду.
Раз уж Грифф взял на себя труд открыть дверь гостям, то решил ее за ними и закрыть, с горечью констатировав, что с приходом этой парочки перевес сил на стороне противника может оказаться критическим.
– Давно не виделись, Халфорд! – Пейн с добродушной улыбкой протянул ему руку.
«И еще бы столько же не видеться», – подумал Гриффин.
– Мерзкий развратник, – прошипела леди Пейн, глаза которой под толстыми стеклами очков метали гневные искры.
Прелесть! А Грифф еще удивлялся, что Колин в ней нашел.
– Жаль, что я оставила ридикюль дома!
Грифф понятия не имел, при чем тут ридикюль, но решил, что не стоит углубляться в этот вопрос: вести такого рода беседы в прихожей все же не принято.
Грифф провел гостей в свой кабинет – единственное место в доме, где они вряд ли наткнутся на рыдающую горничную. Звонить в колокольчик в надежде, что им принесут чай, показалось Гриффину пустой затеей, и посему он налил лорду Пейну бренди, а дамам предложил херес.
– Полина, что происходит? – воскликнула легковозбудимая жена Пейна. – Что он с тобой сделал?
– Всего лишь предложил место компаньонки герцогини, и я с радостью приняла это предложение.
– Так ли? – с нескрываемым скепсисом переспросила леди Пейн. – И где сейчас герцогиня?
– Наверху. Улаживает одну мелкую проблему с прислугой.