— За круглым озером с кипящей водой и Красным зубом. Это от склона примерно…
— Погодь! — удивился он. — Ты это же татуированной кричал. Так ты что, правильное место ей назвал? Зачем?
— Потому что у них Орест. Если бы они приехали туда, а машины нет — его бы искупали в кислоте.
— Так они так и так старикана твоего пришьют!
— Мира может его отпустить, а может и нет. Но если увидит, что я соврал — убьет точно. И убьет мучительно. Чак, мы летим к машине…
— Да не летим! — заорал он, разворачиваясь на сиденье. — Так, слушай сюда, повторять не буду. Что штуковину эту с оружием каменюками засыпать нужно… ну, ладно, это я понимаю. Но дотудова не долетим мы сейчас! Не дотянет «Каботажник», понимаешь ты? В Яме гейзер есть. Один он в этой местности, другие все в Инкерманском ущелье, а туда нам нельзя. Значит, летим к гейзеру, по дороге я еще дырки резиной попробую запаять, а в Яме полный баллон газу напущу. Тогда, наверно, дотянем до машины твоей, да и то не уверен я. Все, и нечего спорить со мной! Ты у меня на борту, а не я у тебя!
— А где Яма? — спросила Инка, глядя то на меня, то на карлика.
— К востоку от ущелья, за большим солончаком.
— А солончак где?
— Я ж сказал — к востоку, малая!
— Ну ладно, не кричи, малой. Пойду я пока корму осмотрю.
Она ушла, и я схватил карлика за плечо:
— Чак, но это значит, что мы летим почти в противоположную сторону! Назад к Херсон-Граду!
— Именно так, человече. — Он сбросил мою руку. — И что теперь? Следи за моими губами: до машины твоей мы просто не-до-ле-тим! А раз другого выхода у нас нет, так и спорить не о чем!
— Ну тогда лети быстрее!
— А ты не торопи, не торопи! — вконец обозлился он и в сердцах рванул рычаг, отчего двигатель едва не захлебнулся, а пропеллер надсадно зарокотал. — Как могу, так и лечу! Все, вали отсюдова, надоели вы мне все, сплошной шум от вас, большаков!
Я вышел, сел под стеной, упершись локтями в колени, закрыл лицо руками и стал думать, что делать дальше.
* * *
Разбудили меня пронзительные немелодичные звуки, донесшиеся из кормового отсека. Я сел так резко, что закружилась голова. Похлопал себя по затылку, огляделся недоуменно, встал с покрывала, на котором спал прямо посреди прохода, и прошел на корму.
Оказалось, что Инка достала из-под койки сундук карлика со всяким тряпьем, распотрошила его и нашла ржавую губную гармошку. Когда я вошел, девочка сидела на полу, скрестив ноги, и дула в нее, обеими руками прижав ко рту. Берет валялся на койке.
Выпучив глаза, она дунула особенно громко, отчего гармошка взвизгнула, и косички ее приподнялись. Раздался топот, и в отсек ввалился Чак.
— Что происходит?! — завопил он. — Я думал, вы зарезали кого-то! Ты что делаешь, малая? Ухи вянут, желтеют и опадают! А ну прекращай, мать твою за ногу!
Карлик потянулся к гармошке, Инка вскочила. Ржавчина оставила вокруг губ рыжие усы. Я забрал у нее гармошку и сунул в карман.
— Все, теперь это мое.
Чак, ничего не сказав, ушел обратно. Я сел на кровать, достал гармошку и заинтересованно оглядел. Вытер о ворот рубахи, приставил ко рту и попробовал наиграть что-то. Неожиданно у меня получилось — гармошка издала мягкую переливчатую трель, вполне напоминающую мелодию, а не визг недорезанной гонзы.
Инка захлопала в ладоши:
— Молодец, дядька! Давай еще.
Я прилег на койке, продолжая играть, и тут сквозь гудение и рокот донесся голос Чака:
— Эй, музыканты! Влево по курсу глядите!
С той стороны в кормовом отсеке окон не было, и нам пришлось выйти.
В темноте далеко от «Каботажника» распластался большой круг, состоящий из направленных к центру лучей, похожий на световое колесо со спицами, неравномерно торчащими из обода. В середине мерцало озеро света.
— Что это такое? — удивился я и тут же понял: — Херсон-Град. Гетманы окружили его и прожекторами освещают стену.
Ветер донес приглушенный грохот, и на ободе «колеса» вспыхнул красный огонек.
— И стреляют в нее, — добавил Чак. — У них же катапульты паровые. Берут жбан с маслом, фитиль в него, поджигают и — хрясь! Не выдержать Херсон-Граду долго, пара ночей — и конец. Но меня другое волнует, глядите…
Он выскочил из кабины, подошел к нам и, забравшись с ногами на сиденье у окна, в которое мы с Инкой смотрели, ткнул пальцем назад по ходу движения термоплана.
— Туда глядите. Видите?
Луну скрыли облака, вокруг Херсон-Града лежала тьма, но в том направлении мерцала тусклая лента, состоящая из десятков светлячков.
— Это фары, — авторитетно заявила Инка.
— Точно, малая. Кто-то к Херсон-Граду катит. И не со стороны Инкермана.
— Может, Мира решила обратно… — начал я, но покачал головой. — Нет, слишком много фар для ее каравана.
— То-то и оно. И кто это может быть? Я вот не знаю. Ну ладно, нам недалеко осталось.
Чак вернулся в рубку, а я — на койку, где снова стал наигрывать, думая о том, что пока мы летим к этой Яме, Мира и кочевники приближаются к древнему дирижаблю и оружию на его борту.
Когда в кормовой отсек вошла Инка, я сел, отложив гармошку.
— Ты играй, играй, — разрешила она. — Мне нравится.
— Подожди.
Пройдя в рубку, я спросил у Чака, дремавшего в кресле:
— Может быть такой дирижабль, у которого всякие механизмы находятся в емкости? И отсеки для команды тоже?
— Чё? — удивился он, подняв голову. — Это ты о чем? Я привалился плечом к боковому окну, задумчиво глядя на карлика.
— Мне только что в голову пришло… Эта штука была похожа на дирижабль. Такой длинный, обтянутый резиной металлический корпус, скругленный. Я тогда решил, что он перевернулся при падении, потому что гондола была слегка так сбоку… Только она не крепилась к корпусу канатами, а как бы вырастала из него. Но потом мы внутрь залезли…
— Ну так и что там внутри?
— Отсеки всякие. Много отсеков. Какие-то приборы, перегородки, трубы… Скелеты там видели. Нашли оружейный отсек, в нем лежали несколько… ну, бомб, наверное. Не знаю, как их назвать. Десяток небольших и одна здоровая, с железным оперением сзади. Она отдельно лежала в люльке такой. Еще автоматы — несколько десятков, патроны. Но дело не в том, Чак. Это все внутри емкости находилось, понимаешь?
— Как так? — Он вытащил из-под кресла флягу, открыл, сделал глоток и протянул мне, но я покачал головой. — Не может у дирижабля прям в баллоне все находиться. Я ж тебе толковал про летающие машины, которые тяжелее воздуха, и про те, которые легче. Ну то есть можно, конечно, что-то и в баллон всунуть, но тогда оно немного места должно занимать, а остальное — газ.