– Верю. Только что с того? – повторил фермер. – Говоришь, анахореты вы. Вот тут ты ошибся, Макара не проведешь. Видал я отшельников в Свири. Они за стенами монастыря уж который сезон живут, в свет не выходят вовсе и обет молчания свято чтут. Я иногда к ним езжу, чтоб картофан с пшеницей, взращенный в огороде своем, сменять на антибиотики.
Что такое антибиотики, Вик знал, он много читал про их исцеляющие свойства. Петру бы сейчас такое лекарство не помешало. Рана у него на пояснице может загноиться, и тогда сильный, как манис, и быстрый, как панцирный волк, жрец умрет от заражения крови. Еще отец, поучая Вика, говорил: бойся не раны, что пуля или нож причинит, а грязи в ней. В Пустоши люди умирают не от ран нанесенных, а от сепсиса…
Макар опять недобро усмехнулся.
– Ну! Скажешь мне правду? Или… – Фермер дернул стволами.
Вик молчал.
– Гош, – Макар повернул голову к плечу, косясь на повозку, – иди до Пелагеи, она в хлеву скотину кормит. Помоги. И детей в дом загони.
Мутант, печально улыбаясь, глядел на Вика.
– Чего стал? Иди, говорю.
Гош развернулся и зашагал в подлесок.
Вик лихорадочно соображал: выложить всю правду или как-то выкрутиться? В кузове заворочался Гест, кряхтя, сел, протер глаза и громко зевнул, потянувшись. В рукаве его халата щелкнуло, затрещала ткань – в следующий миг раздался тихий хлопок. Дыхнуло порохом.
Пуля расщепила ложе двустволки. Оружие, кувыркаясь, полетело в траву. Макар присел, дернувшись следом.
– Вторая промеж глаз, – предупредил Владыка.
В руке он сжимал пистолет, рычаг от которого, с особым выбрасывающим механизмом, Гест закрепил на локтевом сгибе ремешками, когда снаряжался в своих апартаментах в поход.
– Твоя взяла. – Поджав губы, Макар выпрямился. – Где стрелять так наловчился? Тихий у тебя пистоль.
Он оглянулся.
– На месте стой. Руки. Руки за голову! – Гест перебросил ногу через борт и вылез из кузова, держа фермера на прицеле. – И не вздумай на помощь звать.
Шагнул вперед, подобрал ружье. Повесив на плечо, отступил.
– Сколько человек на ферме? – быстро спросил он.
– Жена, знахарка она у меня, дети да батрак.
– Как далеко до Свири?
– На лошади полдня скакать.
– Обыщи его, послушник. – Гест отступил еще на шаг, чтобы Вик, подходя к фермеру, не пересек линию стрельбы.
Вик слез на землю, зашел Макару за спину. Похлопал его под мышками, присев, провел ладонями по мешковатым штанинам. Вытащил у фермера из-за голенища кирзового сапога пику с деревянной рукоятью, сунул себе за пояс.
– Всё, – шагнув в сторону, сказал он.
– Теперь поговорим. – Гест опустил пистолет и, подойдя к мотоблоку, присел на дощечку, прибитую к борту за рулевой штангой. – Слышал, у тебя антибиотики есть.
Макар угрюмо смотрел на Преподобного.
– Я заплачу, фермер.
– Что с того? – насупившись, сказал Макар.
– Золотом. И лошадей с повозкой куплю.
– У меня только корова да три свиньи. Куры еще есть…
– Да ты богач! – воскликнул Гест, усмехнувшись, и тут же добавил: – По местным меркам.
Положив ногу на ногу, он обхватил колено.
– Тогда, – Владыка, наклонившись, стукнул рукояткой пистолета по кожуху мотоблока, – продай машину.
Глаза Макара зло блеснули.
– Сколько ты хочешь за нее? – жестко произнес Гест. – Или даром отдашь?
Вик нахмурился, ему не нравился разговор. Владыка, не оставив выбора фермеру, из сильного и мудрого, благородных кровей человека в его глазах превратился в обыкновенного грабителя. Гест явно дал понять, что заберет машину, и для него не важно, заплатит он за нее или так возьмет. Макар ничего не сможет сделать. А ведь для фермера мотоблок – это всё. Пашню взборонить, воду привезти, до Свири обернуться за лекарствами для детей и жены…
– Вла… – Вик осекся, когда Гест метнул в него колючий взгляд. – Отец, – хрипло поправился он. Повернулся к фермеру: – Ты сказал, что жена у тебя знахарка.
Макар хмыкнул:
– Каких в Пустоши не сыскать. У вас же раненый, вмиг на ноги поставит.
– Тем лучше, – продолжил Вик. – Что, если тебе заплатят за лекарства, и ты отвезешь нас, куда укажем. И…
– Послушник! – вскочив, пророкотал Гест.
– …вернешься на ферму с мотоблоком, – все-таки закончил Вик.
Фермер кашлянул, шмыгнул носом.
Гест сурово посмотрел на Вика, потом медленно сел. Лицо его разгладилось.
– Что скажешь, фермер? – спросил он.
Макар нерешительно отнял руки от головы, показав Владыке ладони.
– Можешь опустить, – спокойно произнес Гест.
Погладив бороду, фермер снова шмыгнул носом и сказал:
– Если ружье вернете… ладно, по рукам.
Ильмар не сразу сообразил, что происходит. Он смотрел на скачущих к дороге Калеба и двух всадников за ним. Потом, когда на «тевтонце» застрекотал пулемет, атаман какое-то время спокойно ехал впереди обоза с отрядом Прохора, который принял под свою команду, пытаясь разглядеть, что же творится за облаком пыли, поднятым колесами бронированной машины, и понять, почему Рут открыл стрельбу. И только когда Ильмар направил коня к обочине и первые всадники из бригады Хэнка стали разворачивать лошадей, а «тевтонец» сдавать назад, увидел мутантов на равнине.
Атаман потянулся за пистолетом, хотел отдать команду, перестроить верховых с пиками, чтобы врубиться клином в распадок между холмами слева и смять атакующих тварей, но когда осознал, какая сила на него прет, закричал:
– Бросай телеги!
И поскакал в хвост обоза, где в крытой брезентом повозке ехали Яков с Михой, охранявшие Зиновия Артюха.
– Уходи в топи!!
Караван рассыпался. Многие всадники не услышали команд атамана и рванули обратно к холму. За спиной, захлебываясь, бил пулемет. Ильмар летел по склону, стегая коня, когда вверху раздался вой и на вершину выбежали полтора десятка панцирных волков. Мутафаги, не останавливаясь, бросились к обозным телегам, а следом за ними вынесло лавину мутантов.
Полуголые, уродливые человекоподобные твари, вооруженные палками и луками, крича и улюлюкая, бежали за мутафагами. И тогда Ильмар понял: он проиграл. Мутанты взяли караван в клещи – излюбленная тактика кочевых племен Крыма, – сейчас отрежут путь к топям, из долины не выпустят никого. Он даже не успел удивиться, как много у них прирученных панцирных волков, он лихорадочно искал выход, как спасти Зиновия, людей, выскочить из западни.