Юл стоял боком к дыре, прижимая к груди банку с горящим фитилем, торчащим из прорези в железной крышке.
– Прыгай, сказал! Иначе твари за нами пойдут!
Следопыт саданул ногой Оглобле по пальцам, и тот повис на одной руке, проклиная всех на свете: Архипа Деку, Вика, Ильмара с Гестом и Юла, который спиной протиснулся в дыру, по-прежнему прижимая к груди банку с бензином.
Юл ударил еще раз, башмачник взвыл, разжал пальцы, и оба полетели в воду.
Но упал только Оглобля. Следопыт повис, зацепившись лямкой сумки за арматурный прут, расколошматив вдребезги банку о железный выступ.
Сверху пыхнул жар, обжег лысину, загоревшийся Юл взвизгнул, но Оглобля не видел, как он горит, – холодный поток подхватил его и понес в темноту. С громким плеском Юл свалился в реку позади. Вынырнул, ругаясь на чем свет стоит, снова ушел под воду.
Отчаянно молотя руками по воде, Оглобля хватал ртом воздух. Стремнина вертела его, как щепку, била о камни, тянула на глубину, пока он не сообразил перевернуться на спину и лечь вперед ногами по течению, раскинув широко руки. Лишь после этого ему удалось отдышаться.
Вокруг был непроглядный мрак, в котором вспыхивали и гасли радужные круги. От холода сводило мышцы. Левая рука онемела – Оглобля вообще не чувствовал пальцев, не мог пошевелить ими. Он решил, что если не начнет двигаться, то тело совсем перестанет слушаться и течение утянет его под воду.
Шум потока стал тише, в лицо перестали лететь брызги. Башмачник перевернулся на живот. Помогая ногами, стал кое-как загребать правой рукой, надеясь, что хоть как-то разгонит в жилах кровь, а река тем временем вынесет его из подземелья в овраг, о котором рассказывал Юл.
Вскоре и другая рука стала неметь. Одну ногу скрутило судорогой, Оглобля сжал зубы, зарычал, зафыркал, уходя под воду, – и увидел впереди слабый свет.
Сначала он решил, что теряет сознание, но когда сквозь плеск донесся голос Ильмара Креста, зовущего их с Юлом, он тряхнул головой и крикнул:
– Здесь!
Замедлившееся течение плавно несло его к столбу сумеречного света, льющегося откуда-то сверху. Судорога прошла. Оглобля выплыл в бассейн с ровными стенами. По центру с потолка свисала лестница, которая заканчивалась на высоте вытянутой руки. Там, схватившись за перекладины, стоял атаман.
– Оглобля? Руку мне дай!
Ильмар слез ниже, свесившись к самой воде. Оглобля выбросил руку вверх, и крепкие пальцы атамана сомкнулись на запястье.
– Тяни! – прохрипел башмачник.
От напряжения на шее Ильмара вздулись вены, он замычал сквозь зубы, хрустнув суставами в коленях, распрямил ноги и вытащил башмачника из воды. Тот обеими руками вцепился в лестницу и долго висел, не в силах пошевелиться и что-то сказать. Отдышавшись, кивнул атаману, с трудом перебирая руками, полез мимо него вверх.
Взобравшись по лестнице, он увидел решетку, а за ней – светлеющее в лучах восходящего солнца небо. Склонив голову к груди, Оглобля уперся плечами в железные прутья, переставил ноги на перекладину выше и надавил. Решетка заскрежетала, приподнялась, башмачник резко распрямил ноги и выбросил ее вверх, после чего высунулся по пояс из колодца.
Осмотрелся. Куда ни глянь – бетонная площадка, над которой клубится густой туман, лишь с одной стороны высится бугристая стена из почерневшего камня.
Оглобля выбрался на площадку, уперев руки в бока, стал медленно поворачиваться на месте, а когда атаман вылез следом, сказал:
– Следопыт загорелся.
Ильмар не ответил. Подошел к стене, потрогал камень.
– Загорелся и в воду упал за мной. А после пропал, то ли утоп, то ли унесло куда-то, вроде там боковые ходы шли из того туннеля. Я-то не видал в темноте, по звуку казалось.
Нашарив на груди распятие, атаман сжал его и двинулся вдоль стены, ведя по ней рукой.
– Что делать будем? Ты куда пошел?
Издалека донесся всплеск и приглушенные голоса. Ильмар остановился, вопросительно глянул на башмачника – тот показал влево и одними губами беззвучно произнес: «Там».
Пригнувшись, они направились в сторону, откуда шли звуки. Обогнули большой круглый люк в бетоне. Из тумана проступил край площадки, далеко за ним плескалась вода. Голоса стали громче.
Ильмар с Оглоблей вздрогнули и переглянулись – потому что первый хорошо помнил выговор своего родного брата, а второй – манеру речи, присущую Вику Касперу. Уж интонации шакаленка он бы не перепутал ни с чем!
Башмачник и главарь бандитского клана легли плечом к плечу и выглянули через край.
* * *
Небо посветлело. Вик, напряженно всматриваясь в густой туман, греб доской, которую Гест выломал из кормы. Глаза слипались от усталости. Пока доскою работал Преподобный, удалось немного поспать, но облегчения это не принесло. Ночью они перебрали оставшееся оружие: у Геста был небольшой двуствольный пистолет, спрятанный в рукаве, и четыре запасных патрона к нему, две гранаты в карманах халата, ну и «штерн» с мечом, конечно; у Вика – тоже «штерн», но разряженный, и больше ничего – его меч остался в голове мутанта.
Когда бледный утренний свет пролился сквозь туман, сидящий на носу Гест приподнялся.
– Что там? – тихо спросил Вик.
Преподобный молчал. Лодку подхватило течением и стало разворачивать влево, откуда доносился слабый шум воды, бьющейся о камни. Впереди темнели заросли тростника, в которых виднелась узкая протока. Лодку несло к ней. По напряженной спине спутника было понятно, что тот усмотрел впереди что-то, но Вик не хотел допытываться. Надо будет, Гест и сам расскажет.
За последнее время отношение Вика к Преподобному изменилось, стало более настороженным, даже опасливым. Да и Гест, судя по взглядам, которые Владыка иногда бросал на послушника, тоже теперь воспринимал его иначе. И доверял наверняка меньше. Наплевать, решил Вик. Ему больше не хотелось во что бы то ни стало заслужить расположение главы московского Храма. Он всегда был зависимой личностью, добивался чьего-то одобрения: отца, старшин башмачников, Геста… Хватит. Теперь он сам по себе и нуждается только в своем собственном одобрении.
– Преподобный, – позвал он. Гест не оборачивался, но Вик продолжал: – Вы сказали, джагеры – те, кто по некрозу ходить могут. И…
– Что?
– И это все? Больше никаких способностей у них нет?
– А ты что-то… ощущал? – спросил Преподобный.
– Ну да. Только не понимаю, что именно.
– Отец твой говорил, что иммунитет к некрозовой плесени – как бы основное свойство. Базовое. Но у многих джагеров есть и другие особенности, разные.
– Например? Какие у моего отца были?
– Там! – Вскинув руку, Гест показал вбок. В голосе его было возбуждение, обычно не свойственное этому сухому, сдержанному человеку. – Поворачивай и греби сильней, пока в протоку не снесло!