– Мы же не видели его вместе с Гутрумом, – жалобно добавил он, отчаянно надеясь, что олдермен все-таки его не предал.
– Но ведь заложники остались в живых, – возразил я.
– Всемилостивый Господь, – отозвался он, соглашаясь с этим доводом, и, прислонившись головой к стене, стал наблюдать через одно из маленьких окошек за падающим снегом.
– Но Вульфер – член моей семьи! – спустя некоторое время сказал король и снова замолчал.
Я накормил лошадей, задав им остатки сена, которое мы с собой привезли, потом принялся точить меч, поскольку больше нечем было заняться.
Хильда плакала. Альфред попытался ее утешить, но делал это неуклюже и не нашел нужных слов. Как ни странно, монахиню успокоил Стеапа, поговорив с ней тихим рокочущим голосом.
Когда Вздох Змея и Осиное Жало стали донельзя острыми, я выглянул наружу. Снег все сыпал и сыпал, царило молчание, и я, как и Альфред, невольно пригорюнился.
Я рассуждал приблизительно так: Рагнар хотел, чтобы я дал ему клятву, он нуждался в моей верности. Мир начался из хаоса и закончится в хаосе. Боги создали этот мир, и они же покончат с ним, когда начнут междоусобную битву, но между хаосом рождения мира и хаосом конца мира существует определенный порядок, и порядок этот держится на клятвах. Клятвы связывают нас, как пряжки связывают концы упряжи. Я был связан с Альфредом, поскольку присягнул ему, а прежде я хотел быть связанным с Рагнаром, но теперь почувствовал себя обиженным, когда мой друг попросил меня поклясться ему в верности.
Во мне говорила гордость – она становилась все сильнее, и это изменило меня. Я был Утредом из Беббанбурга, человеком, убившим Уббу. Да, я присягнул в верности королю, но неохотно принес бы такую клятву равному, ибо не хотел ни к кому перейти в подчинение. Рагнар наверняка сказал бы, что считает меня другом, обращался бы со мной как с братом, однако, желая, чтобы я ему присягнул, он ясно продемонстрировал, что все-таки считает меня своим подданным.
Я был лордом Нортумбрии, а он датчанином. Все датчане считали себя выше саксов, вот почему Рагнар потребовал от меня клятвы. Если бы я согласился, он был бы щедр, но от меня вечно ожидали бы благодарности, а я никогда не смог бы владеть Беббанбургом только потому, что мне разрешили им владеть. Я никогда не думал об этом раньше, но в тот холодный зимний день внезапно понял, что среди датчан я имею ровно такую цену, какую имеют мои друзья, а без друзей я просто один из безземельных, не имеющих хозяина воинов. Но среди саксов я был равным среди равных и не нуждался ни в чьей щедрости.
– О чем ты задумался, Утред? – поинтересовался Альфред, прервав мои размышления.
– О том, мой господин, что нам нужна горячая еда, – ответил я. Затем подбросил топлива в огонь, вышел наружу, к ручью, пробил корку льда и зачерпнул горшком воду.
Стеапа последовал за мной, но не для того, чтобы поговорить, а чтобы помочиться. Я встал у него за спиной и сказал:
– На витенагемоте ты солгал насчет Синуита.
Стеапа завязал кусок веревки, служивший ему поясом, повернулся и посмотрел на меня.
– Если бы не пришли датчане, – рявкнул он, – я бы тебя убил.
Я не стал спорить, потому что он, скорее всего, был прав. Вместо этого я спросил:
– В битве при Синуите, в тот момент, когда погиб Убба, где ты был?
– Там.
– Я тебя не видел. Я был в гуще битвы, но не видел тебя.
– Думаешь, меня там не было? – разозлился Стеапа.
– Ты был с Оддой Младшим? – уточнил я.
Он кивнул.
– Ты был с ним, потому что его отец велел тебе его защищать? – догадался я.
Он снова кивнул.
– А Одда Младший всегда предпочитает держаться как можно дальше от опасных мест. Верно?
Стеапа не ответил, но его молчание показало мне, что я прав. Решив, что ему больше нечего сказать, великан начал поворачиваться к мельнице, но я потянул его за руку, чтобы остановить. Это его удивило. Стеапа был таким большим, сильным и страшным, что не привык, чтобы кто-то заставлял его что-либо делать. Я увидел, как в нем медленно разгорается гнев.
– Ты был нянькой Одды, – издевательски ухмыльнулся я. – Великий Стеапа Снотор был в этой битве всего лишь нянькой. Другие воины сражались лицом к лицу с датчанами, а ты просто держал Одду за ручку.
Он молча пялился на меня. Его туго обтянутое кожей лицо ничего не выражало, а взгляд напоминал взгляд животного – в нем читались только голод, гнев и жестокость. Стеапе хотелось меня убить, отплатив за все мои насмешки, и тут я кое-что понял. Стеапа Снотор и вправду был донельзя туп. Он убил бы меня, если бы ему приказали, но без указаний хозяина этот верзила не знал, что делать. Поэтому я сунул ему в руки горшок с водой и велел:
– Отнеси это в дом.
Он заколебался.
– Не стой тут, как тупой бык! – рявкнул я. – Возьми это! И смотри не пролей!
Он взял горшок.
– Его надо повесить над огнем, – сказал я. – И в следующий раз, когда мы станем сражаться с датчанами, ты будешь со мной.
– С тобой? Но почему?
– Потому что мы воины, – ответил я, – и наша работа – убивать врагов, а не нянчиться со слабаками.
Я набрал хвороста, вошел внутрь и увидел, что Альфред отсутствующим взглядом уставился в никуда, а Стеапа сидит рядом с Хильдой: похоже, теперь уже она утешала его, а не наоборот.
Я покрошил овсяные лепешки и сушеную рыбу в воду и перемешал все палочкой – получится нечто вроде каши. Это будет ужасным на вкус, зато еда будет горячей.
Той же ночью снегопад прекратился, а на следующее утро мы отправились домой.
* * *
Альфреду не следовало идти в Сиппанхамм. Все, что он там узнал, он мог бы выяснить и с помощью разведчиков, но он настаивал на том, чтобы отправиться самому. И вернулся он куда более встревоженным, чем раньше. Правда, король узнал и кое-что хорошее: у Гутрума не хватает людей, чтобы покорить весь Уэссекс, а поэтому тот ждет подкрепления. Но Альфред узнал также, что Гутрум пытается привлечь на свою сторону уэссекскую знать. Как выяснилось, Вульфер уже принес клятву верности датчанам, кто еще поступил так же?
– Будет ли фирд Вилтунскира сражаться за Вульфера? – спросил он нас.
Ясное дело, будет. Большинство жителей Вилтунскира хранили верность своему господину, и, если господин прикажет им последовать под его знаменем на войну, они послушаются. Люди из мест, не занятых датчанами, может, и отправятся к Альфреду, но остальные сделают то, что делали всегда: последуют за своим господином. А другие олдермены, видя, что Вульфер не лишился своих имений, решат, что безопасность их семей и все их будущее зависит от сотрудничества с захватчиками.
Датчане всегда так действовали. Их армии были слишком малы и недостаточно организованны, чтобы завоевать большое королевство, поэтому датчане вербовали на службу местную знать, ублажали олдерменов, даже делали королями… А когда их власти уже ничего не грозило, обращали оружие против недавних союзников и убивали их.