– Не пойдет. Он не пойдет туда, куда пойду я, поэтому мне самому придется к нему идти.
– Значит, он тебя боится?
Рагнар улыбнулся, и если бы Кьяртан видел эту улыбку, он содрогнулся бы.
– Он боится меня, – подтвердил Рагнар. – Я слышал, что он отправил в Ирландию людей, чтобы меня убить, но их корабль выбросило на берег, и их перебили скрэлинги. Поэтому он живет в страхе. Он утверждает, что не убивал моего отца, но все равно боится меня.
– Осталось еще одно, – сказал я и кивнул Бриде, которая достала кожаный мешок с золотом, серебром и каменьями. – Это принадлежало твоему отцу, Кьяртан не смог найти клад, а мы нашли и кое-что истратили, но все оставшееся – твое.
Я подтолкнул к нему мешок и тут же стал бедным.
Рагнар не раздумывая толкнул его обратно ко мне, снова сделав меня богачом.
– Мой отец тебя любил, – сказал он, – а я и без того богат.
Мы ели, пили, спали, а на заре, когда призрачный свет задрожал над камышами, «Летучий змей» ушел.
Напоследок Рагнар задал вопрос:
– Тайра жива?
– Она выжила, – сказал я, – значит должна быть жива.
Мы обнялись, датчане ушли, и я остался один.
Я рыдал по Бриде. Я чувствовал себя обиженным. Я был слишком молод и не знал, каково это – быть покинутым. Всю ночь я пытался ее отговорить, но воля ее была крепкой, как сталь Элдвульфа, и она ушла с Рагнаром в утренний туман, оставив меня в слезах. В тот миг я ненавидел трех прях, которые жестоко скрутили тонкую нить…
А потом приплыл рыбак и отвез меня домой.
* * *
Осенние ветры дули на побережье. Флот Альфреда отвели на зимнюю стоянку и вытянули лошадьми и волами на берег. Мы с Леофриком отправились в Винтанкестер, но оказалось, что Альфред сейчас в своем доме в Сиппанхамме. Привратник впустил нас в замок: то ли он меня узнал, то ли испугался Леофрика. Мы переночевали там, но замок, несмотря на отсутствие Альфреда, по-прежнему был полон монахов, поэтому следующий день мы провели в ближайшем кабаке.
– Что будешь делать теперь, Эрслинг? – спросил Леофрик. – Снова принесешь клятву Альфреду?
– Не знаю.
– Не знаю, – передразнил он. – Ты что, потерял решимость вместе со своей девчонкой?
– Я могу вернуться к датчанам, – сказал я.
– Ага, тогда у меня появится возможность тебя убить, – обрадовался он.
– Или остаться с Альфредом.
– Почему бы и нет?
– Потому что он мне не нравится.
– Он и не должен тебе нравиться. Он твой король.
– Он не мой король, – возразил я. – Я нортумбриец.
– А, так ты, Эрслинг, нортумбрийский олдермен, вот как?
Я кивнул, потребовал еще эля, разломил кусок хлеба пополам и одну половинку придвинул к Леофрику.
– Что я должен сделать, так это вернуться в Нортумбрию. Там живет человек, которого я обязан убить.
– Месть?
Я снова кивнул.
– О кровной мести я знаю лишь одно, – сказал Леофрик, – она длится всю жизнь. У тебя еще много лет впереди, чтобы его убить, но только если ты сам выживешь.
– Выживу, – легкомысленно заверил я.
– Вряд ли, если датчане захватят Уэссекс. Нет, может, ты и будешь жить, но только под их властью, при их законах, под их мечами. Если хочешь быть свободным, оставайся здесь и сражайся за Уэссекс.
– За Альфреда?
Леофрик откинулся назад, почесался, рыгнул и сделал большой глоток эля.
– Я тоже его не люблю, – признался он, – и не любил его братьев, когда они были здесь королями. Я не любил его отца, когда тот был королем, но Альфред – другое дело.
– Да ну?
Леофрик постучал по иссеченному шрамами лбу.
– Он – чертов умник, Эрслинг! У него в голове больше, чем у нас с тобой, вместе взятых. Он знает, что нужно делать, и правильно оценивает свои силы. Он умеет быть безжалостным.
– Он король, он и должен быть безжалостным.
– Безжалостный, великодушный, богобоязненный, занудный – все это и есть Альфред, – угрюмо проговорил Леофрик. – Когда он был ребенком, отец подарил ему игрушечных воинов. Ну ты знаешь, такие деревянные. Обыкновенная игрушка. Он часто их выстраивал, и все они стояли ровными рядами, и на них не было ни пылинки!
Похоже, Леофрику это казалось отвратительным, потому что он сморщился.
– Когда ему исполнилось пятнадцать, он на некоторое время спятил. Не пропускал ни одну юбку в замке, думаю, и девок тоже выстраивал, убеждаясь, что на них нет ни пылинки, прежде чем засадить им.
– Я слышал, у него есть бастард, – сказал я.
– Осферт, – подтвердил Леофрик, удивив меня своей осведомленностью, – его держат в Винбурнане. Несчастному ублюдку сейчас уже лет шесть-семь. Только тебе не полагается о нем знать.
– Тебе тоже.
– Он прижил его с моей сестрой.
Леофрик заметил мое изумление.
– В нашей семье не я один такой красавец, Эрслинг. – Он налил себе еще эля. – Эдгит служила в замке, и Альфред утверждал, будто любит ее. – Он засопел, потом пожал плечами. – Правда, он до сих пор заботится о ней. Дает деньги, посылает священников за нее молиться. Его жена все знает о бедном бастарде и не позволяет Альфреду даже близко к нему подходить.
– Ненавижу Эльсвит, – сказал я.
– Адская сучка, – радостно согласился Леофрик.
– И мне нравятся датчане, – сказал я.
– Неужели? Тогда почему ты их убиваешь?
– Мне они нравятся, – повторил я, не ответив на вопрос, – потому что не боятся жизни.
– Ты хочешь сказать, что они не христиане.
– Они не христиане, – согласился я. – А ты?
Леофрик немного подумал.
– Наверное, христианин, – сказал он нехотя, – но ты-то не христианин, верно?
Я помотал головой и показал молот Тора. Леофрик засмеялся.
– Так что же ты будешь делать, Эрслинг, когда вернешься к датчанам? Если не считать кровной мести?
То был хороший вопрос, и я задумался так крепко, как позволял выпитый эль.
– Буду служить человеку по имени Рагнар, – ответил я наконец, – как служил его отцу.
– А почему же ты ушел от его отца?
– Потому что он погиб.
Леофрик нахмурился.
– Значит, ты сможешь оставаться у них до тех пор, пока твой лорд жив, так? А без лорда ты ничто?
– Я ничто, – признал я. – Но я хочу в Нортумбрию, хочу вернуть крепость отца.
– Рагнар сделает это для тебя?