Эви зарядила оружие и уселась на носовом ограждении.
«Зеб» ехал дальше. Фара иногда принималась мигать, громко жужжа, каждый раз я боялся, что сейчас лампа под разбитым стеклом вырубится, но пока что она горела. Я достал гармошку, когда в голову пришла мелодия. Стал наигрывать… Нет, что-то не то. Прогоревший факел погас, Эви бросила его под колеса, сунула пистолет за ремень и ссутулилась, упершись локтями в колени, подперла кулаками подбородок. Не отпуская штурвал, я прикрыл глаза. Представил себе этот тоннель глубоко под землей, полный застоявшегося воздуха и гулких звуков… Ага! Мелодия возникла будто сама собой, вынырнула из темноты. Я заиграл. Одновременно в голове появились и слова.
Я играл, мысленно декламируя их. Цыганка сначала подняла голову, потом распрямила спину и обернулась, слушая, и когда я закончил, сказала:
— А хорошо получилось! Нет, правда. У тебя талант, Музыкант, недаром тебя так прозвали. Я вот сейчас будто и впрямь этот тоннель увидела.
— Это все потому что, ты на него как раз смотришь, — пояснил я.
— Да ладно, не в том дело! Ты именно… именно музыкой смог картинку создать, никогда б не подумала!
Я скромно молчал.
— Как такое вообще может быть? — продолжала она удивляться. — Ведь слов не было никаких… Как возможно, чтоб музыкой, ну то есть, будем говорить, звуками всякими бессмысленными, столько этого… смысла передать? Картину целую, и еще настроение… Слушай, а Погибель сможешь так же… ну, изобразить?
— Погибель… — повторил я.
— Ага.
— Для этого надо знать, что оно такое.
— И что же оно, по-твоему, такое?
— В том-то и дело, что не знаю. Я когда-то интересовался ею, но никто толком ничего сказать не мог. Монахи говорят: воинство зла сошлось в последней битве с армией добра…
— Ну, это ерунда, — покачала она головой.
— Не знаю, наверное. Другие что-то про всеобщую войну с использованием каких-то тяжелых ракет рассказывают. Третьи про странных существ, которые вроде как из ниоткуда появились и уничтожили технику предков…
— Ага, так может, эти существа на платформах и летают? — Эви замолчала, когда я поднял руку, показывая вперед. Оглянулась и вскочила, схватившись за пистолет.
С верхней части трубы свешивался слизистый сгусток. Толстый, влажно поблескивающий в свете фары. На нем медленно вспухали и лопались темные пузыри.
— Ой, ё! — Эви подняла «шершень». — Это что за пакость? Инстинкты мне говорят: вроде кто нагадил и прилепил это дело к потолку.
— В тоннелях не бывает потолка, в них своды.
— Да какая разница!
— Не вздумай стрелять в него, — я втянул носом воздух. — Слышишь? Опусти ствол! Оно и так пахнет, а если пуля попадет, вообще развоняется… И неизвестно, что оттуда полезет.
— Полезет? Ты че, думаешь, там внутри есть что-то? Или кто-то?
— Я думаю, это кокон. Главное, чтоб крыша рубки его не зацепила.
Это и не понадобилось — кокон зашевелился сам собой, на конце его лопнул большой пузырь, а потом он раскрылся, будто цветок.
Эви бросилась к рубке, закрыв голову руками. Из кокона выплеснулся темный поток.
Захлопало, зашуршало, и я разглядел сотни черных тел размером с мизинец. Летучие мыши, суматошно взмахивая перепончатыми крыльцами, рванулись во все стороны, некоторые стремительно падали к палубе и тут же взлетали, другие неслись вплотную к верхней части туннеля. Эви заскочила рубку, пригнулась, глядя в переднее окно. Я присел. Несколько мышей влетели внутрь, одна метнулась к цыганке, ударилась о голову — если б не бандана, запуталась бы в волосах — шмякнулась о стенку и с тонким, едва уловимым писком вылетела наружу. Другая бросилась мне в лицо, я упал на бок, перекатился, сорвал с крюка на стене шляпу и нахлобучил на голову.
— Ах ты тварюка! — заорала Эви, размахивая «шершнем». — Укусила меня, паскудина перепончатая!
Неуправляемый «Зеб» ехал дальше, все новые мыши влетали в рубку. Одна метнулась ко мне — взмахнув рукой, я случайно перехватил ее в воздухе. Тугой горячий комок забился в кулаке, я разглядел крошечную злобную мордочку, черные глаза-бусинки и присоску вместо рта. Она раскрылась, из центра вылезли клыки-иглы. Я сжал мышь, хрустнув косточками, раздавил и отбросил.
— В шкаф! — заорала Эви и бросилась туда, стреляя на ходу.
Когда я влетел внутрь, цыганка рукоятью пистолета сбила с моей спины мышь и захлопнула дверцу. Прикрученный к стене рубки оружейный шкаф был высоким и узким. Поместились мы в нем с трудом — стояли в темноте плечом к плечу, прижавшись спинами к задней стенке, дверцы оказались так близко, что мы почти касались их носами, и за дверцами этими бесновались мыши. Писк, хлопанье, стук… Шкаф дрожал, когда твари бились в него.
— Самоход едет? — громко прошептала Эви.
— Едет. Я даже штурвал не успел зафиксировать.
— Так надо наружу как-то… Что же делать?
— А что тебе говорят твои инстинкты?
Она помолчала.
— Говорят: стой здесь и не рыпайся, дуреха. Не вздумай наружу лезть, а то мы ничего не гарантируем. А тебе что говорят твои думы?
— Примерно то же самое. Только более умно это излагают.
— А если я по стволу в каждую руку возьму и стану стрелять? — предложила она. — Дверь распахиваем, ты к штурвалу своему бежишь, я в мышей палю, ты его фиксируешь — и сразу назад. Как вбегаешь, я дверь прикрываю… Инстинкты мне вот такое подсказали.
— А давай наоборот? — предложил я. — Мои думы так мне советуют.
— Ага, а то что я к твоему фиксатору ни разу не прикасалась и могу не так его повернуть как-то — на этот счет они молчат?
— Молчат, потому что там обычная защелка. Ее даже пылевой сурок не сможет как-нибудь «не так» повернуть.
Шум не смолкал, шкаф дрожал, дверцы перед лицом дергались. Одна стала приоткрываться, внутрь просунулась сморщенная мордочка, и звуки снаружи стали громче. Эви ткнула в мышь стволом, а я дернул дверь на себя, закрыл плотнее.
Она сказала:
— Не, Музыкант, это ж твой самоход, твой штурвал, твой фиксатор. Кто я такая, чтобы тут распоряжаться? Я ж в гостях здесь. Инстинкты мне не велят так нагло себя вести на чужом самоходе. Если кому наружу и лезть, так тебе. Я понимаю, ты хочешь женщину вперед пропустить, но сейчас не время для вежливости.
Раздался приглушенный скрежет, и я сморщился.
— Что это? — спросила Эви.
— «3еб» бортом по бетону скребет.
— Плохо дело.
— Ага.
— А вот если…
Самоход качнулся — и скорость увеличилась.
— А это что такое? — удивилась она.
— Не знаю.