Стоя перед зеркалом у себя в номере, Линда Маршалл без тени снисхождения рассматривала свое лицо. Оно ей решительно не нравилось. Резко выступающие скулы и веснушки были, на ее взгляд, столь же мало привлекательны, как и волосы, мягкие, но всегда растрепанные, столь же некрасивы, как и глаза, светло-карий цвет которых казался ей глупым, как и агрессивно выступающий вперед подбородок. Ее рот и зубы были еще ничего, но разве зубы входят в расчет? И не прыщик ли это собирается выскочить у нее на носу?
При ближайшем рассмотрении, она с облегчением констатировала, что это был не прыщик, но, тем не менее, пришла в выводу, что шестнадцать лет — это непереносимая кара.
Да, кара. Что это за возраст, шестнадцать лет? Никому неизвестно. Неловкая, как молодой жеребенок, и свирепая, как сторожевой пес, Линда страдала от своей неуклюжести и еще больше от того, что не была ни женщиной, ни девочкой. В школе все еще обходилось. Но она закончила учебу, и никто, казалось, не имел ни малейшего представления о ее будущем. Отец собирался отправить ее на следующую зиму в Париж, но это ей совершенно не улыбалось. Правда и то, что ей больше хотелось оставаться дома. Она осознала это недавно, но четко: она ненавидела Арлену.
Ее лицо стало жестким, и она проговорила вполголоса:
— Грязная тварь!.. Она грязная тварь!
Всем известно, что на свете нет ничего хуже, чем иметь мачеху. И это правда! Нельзя сказать, что Арлена обращалась с ней плохо, нет. Но она ее игнорировала. А когда она, казалась, замечала существование Линды, в ее взгляде всегда сквозило нечто вроде насмешливого презрения. Она подавляла бедную Линду своей грациозностью и своим шиком. Рядом с ней не чувствовать себя неуклюжей и смешной было невозможно!
К тому же, было в Арлене что-то еще…
Что? Трудно сказать. Линда не преуспела в анализе своих эмоций и раскладывании их по полочкам, и ее брови сдвинулись.
— Она дурная женщина, вот что, — проговорила она. — Дурная…
Да, конечно, дурная, Но этим дело не ограничивалось. Здесь было что-то еще. Что-то такое, что Арлена делала с людьми. Взять, например, папу. Он так теперь изменился… Странная история. Перед Линдой вставали картины недавнего прошлого: отец приезжает за ней в колледж, отец увозит ее в путешествие по морю… А затем дом, отец с Арленой. Он вроде бы оставался таким же, как раньше. И в то же время был совершенно другим…
«И все так и будет продолжаться, — думала Линда. — Дни за днями, месяцы за месяцами… Нет, я этого не перенесу!»
Ее безотрадная жизнь нескончаемо расстилалась перед нею, и она видела впереди лишь череду дней, отравленных присутствием Арлены. Линда еще слишком близка к детству, и год пока казался ей вечностью.
Она осознала, что ненавидит Арлену. «Я убью ее, — подумала она. — Я хочу, чтобы она умерла!»
Устремив взгляд поверх зеркала, она посмотрела на море. Пейзаж был действительно живописным. Вернее, он мог бы им быть — со своими пляжами, бухточками, узенькими тропинками. И сколько здесь неисследованных уголков! А гроты! Она еще не видела их, но дети Кахуэнов утверждают, что они есть…
— Если бы Арлена уехала, — вздохнула Линда, — нам было бы здесь так хорошо!
Она вспомнила вечер их приезда. В час прилива море покрывало дамбу, и им пришлось добираться на лодке. Издали отель казался необыкновенно красивым. А когда они сошли на землю, сидящая на террасе высокая темноволосая женщина бросилась к ним навстречу, воскликнув:
— Кеннет! Да не может быть!
Отец очень удивился:
— Розамунда!
Линда подвергла Розамунду строжайшему экзамену со всей строгостью своих шестнадцати лет и пришла к заключению, что это очень приятная женщина. Прическа была ей к лицу, тогда как большинство женщин причесаны плохо, так как они не задумываются о том, что им идет.
К тому же, Розамунда была с ней очень мила, не обращалась с ней, как с маленькой, не говорила ей ничего неприятного и смотрела на нее, как на нормального человека. Линда была за все это ей благодарна.
Папа тоже казался довольным этой встречей и, словно помолодев, смеялся, как ребенок. Заметив это, Линда подумала, что ей редко доводится слышать отцовский смех. «Хотелось бы мне знать, каким папа был в моем возрасте…» Эта проблема оказалась ей не под силу, и она перестала над ней размышлять.
Ее вдруг поразила другая мысль. Какой приятной стала бы здесь жизнь, если бы их было только трое: папа, мисс Дарнли и она! Счастливые картины вставали перед ее глазами: папа и мисс Дарнли, смеясь, бегают друг за другом по пляжу, сцены купания, прогулки в гротах…
Затем ее лицо снова нахмурилось.
Арлена… Можно ли чувствовать себя счастливой, когда рядом Арлена? Это исключено. По крайней мере для нее, Линды. Нельзя чувствовать себя счастливой рядом с тем, кого ты ненавидишь. А она, без малейшего сомнения, ненавидит Арлену.
Линда удивилась, увидев в зеркале свое побледневшее лицо со странно застывшими глазами и заметила, что ее ногти впились ей в ладони…
Кеннет Маршалл постучался в комнату своей жены. Когда она откликнулась, он открыл дверь и вошел.
Арлена была уже одета. Сидя перед туалетным столиком, затянутая в зеленое, переливающееся всеми цветами радуги платье, она сосредоточенно красила ресницы.
— Это ты? — спросила она.
— Да. Я пришел узнать, готова ли ты.
— Дай мне еще одну минуту.
Он подошел к окну и стал смотреть на море. Его лицо было, как обычно, невозмутимо-спокойно.
— Арлена, — произнес он.
— Да?
— Ты уже встречалась с Редфернами?
— Конечно, — охотно ответила она. — На каком-то коктейле, не помню где. Он показался мне очень милым.
— Ты знала, что он здесь?
Она широко раскрыла глаза.
— Конечно же, нет, дорогой! Я очень удивилась, увидев его!
— А я думал, что тебя привлекло сюда его присутствие, — спокойно сказал Маршалл. — Ты так стремилась сюда приехать!
Она положила коробочку с тушью на столик и, повернувшись к мужу, улыбнулась:
— Я не помню, кто мне рассказал об этом пляже. Кажется, Райленды. Они говорили, что это прелестный, еще малоизвестный уголок… Тебе здесь не нравится?
— Это не исключено.
— Да что ты, дорогой, что на тебя нашло? Ты же обожаешь купаться и загорать. Я уверена, что тебе тут очень хорошо.