— Но Лиза в чем-то права. Я хочу сказать, пусть мы не старые девы, но все же…
— Договаривай!
— Мы ведь…
Джорджи сунула руку в ящик стола и достала пачку сигарет. Глядя, как она щелкает зажигалкой, Джессика удивленно заморгала. Джорджи редко курила. А если закуривала, значит, она либо злится, либо нервничает.
— Что с тобой, Джесс? О чем вообще речь-то?
— О нашем одиночестве.
— Одиночество. Одиночество-одиночество! — Джорджи всплеснула руками. Джессика на миг показалось, что сигарета вот-вот улетит. — Ну и что теперь? Объявлять по всей стране неделю одиночества?
— Скорее уж десятилетие одиночества, — тихо сказала Джессика.
— Ну да. Ты бы еще сказала «век». Но мы не одни в таком положении. Каждый по-своему одинок. Ну сколько, например, ты знаешь счастливых пар?
— Ну, Поверы, почтальон с почтальоншей, они ведь женаты пятьдесят пять лет…
— Мы не знаем, счастливы они или нет. Знаем только, что они работают на почте и все это время прожили в браке.
— Но если бы они ненавидели друг друга все эти годы, они бы давно уже подожгли свою почту к лешему, лишь бы только не видеть друг друга.
— Не думаю, что твоя логика верна. — Джорджи забарабанила пальцами по столу. — Ну ладно, пусть будут Поверы. Кто еще?
— Не знаю. — Джессика перебрала в уме известные ей пары. — Я так сразу не могу назвать.
— Итак, только Поверы.
— Нет-нет. Я уверена, есть и другие, просто я не могу вспомнить.
— Может, неспроста ты не можешь вспомнить.
— Да боже мой, Джорджи, ты порой просто невыносима. Может, ты не веришь в любовь, а я верю.
— Ты и еще миссис Повер.
— Пожалуйста, не говори больше про Поверов. Я их всегда побаивалась. Как только ни придешь на почту, обязательно спросят, когда я пойду в церковь.
Держа сигарету на отлете, Джорджи рассмеялась:
— Меня они ни о чем таком не спрашивали. Думаю, разочаровались во мне, когда я помыла им машину — из благотворительных побуждений, помнишь? Я каким-то образом взяла не тот раствор, и краска облезла. Им потребовалось все их христианское терпение, чтобы простить меня. Так что после этого вряд ли они захотят видеть меня в церкви — это было бы чересчур. Но ты меня сбила. Я говорила о Лизином письме. «Голодные стервозные тетки». Ладно. Хорошо, может, и голодные. — Джорджи хмыкнула. — Но почему «стервозные»? Это несправедливо.
— Не знаю. Насчет меня она, может, и права. Потому что я и впрямь стервозная. Иногда. — Джессика посмотрела через плечо Джорджи — куда-то за окно. — Интересно, неужели я такая потому, что никогда не любила по-настоящему? Я помню, что влюблялась. Но по-настоящему любить? Кажется, я никого не любила — разве что один раз.
— Один раз? И кто же это был?
— Дэниел.
— Дэниел?
— Дэниел Кантер. Помнишь?
— Джессика?! — Джорджи отъехала назад в кресле и скрестила руки на груди.
На ней был синий костюм и коричневые туфли. Джессика всегда удивлялась, как можно одеваться настолько безвкусно. «Может быть, я имела в виду Джорджи, когда сочиняла то злополучное письмо? — подумала она. — Но я не смею делать ей замечания и вместо этого поучаю всю контору».
— Ты случайно не о том Дэниеле Кантере, который жил рядом с нами сто лет назад? Этого не может быть…
— О нем. Однажды он подарил мне цветы. Думаю, украл с кладбища. Но все равно красивый жест, правда? Безумно романтично.
— Это после того случая он стал угонщиком машин?
— Дэниел не был преступником.
— Не был? — Джорджи выкатила глаза. — Наверно, владелец машины запамятовал, что подарил ее Дэниелу?
— Человеку свойственно ошибаться, Джорджи. Подростки иногда такое вытворяют. Но я… я была без ума от него. Писала ему письма в колонию.
— А Поверы их читали.
— Тебе, кажется, нравился брат Дэниела. Как его звали?
Как долго они об этом не вспоминали! Джессика частенько предпринимала попытки заговорить с Джорджи о прошлом. Джессике нравились такие разговоры, это создавало иллюзию семейного уюта. К тому же обсуждать Дэниела Кантера было куда приятней, чем выслушивать наставнические планы Джорджи.
— Марк. Брата Дэниела звали Марк.
— Верно. Он еще косолапил.
— Джесс! Да ты что, не знаешь? В трехлетнем возрасте ему ампутировали мизинец. С ногами как раз было все в порядке.
— А почему ампутировали мизинец?
— Дэниел из озорства попытался его отпилить. По-видимому, плохо справился с задачей.
— Нет. Этого быть не может. — Джессика покачала головой. — Дэниел бы и мухи не обидел. Он был как ангел.
— Ангел? Джесс? Что с твоей памятью? Дэниел был головорез.
— Нет!
Джессика попыталась представить себе Дэниела Кантера. Черноволосый, высокий — было в нем что-то хулиганское? От его фуфайки всегда пахло осенними листьями, и у него был мотоцикл. Это она хорошо помнит. Это и еще то, что он целовался как восемнадцатилетний ангел.
— Ты меня пугаешь. Ты что, правда не знала, что Дэниел отпилил Марку палец?
— Не знала. Откуда мне было знать?
— Но это же крайне важно. Надо было поинтересоваться. Ты могла бы спросить: «Милый Дэниел, что случилось с мизинцем твоего брата? Может, его прищемило дверью машины? Может, он саданул по нему молотком? Или, может быть, ты сам отпилил его?»
— Мне он так нравился, что я ни о чем его не спрашивала.
— Боже мой! — Джорджи снова придвинула кресло, положила локти на стол и сжала виски ладонями. — С нами, женщинами, всегда так. Когда дело касается мужчины, мы даже подумать как следует не можем. Приходит такой симпатяга, очаровывает — и пожалуйте, делайте с нами что хотите. Мы не задаем вопросов, верим всему, что нам скажут, любая разумная мысль отвергается с порога. А надо бы еще до первого свидания изучить их досье. — Она подняла глаза. — Правда, представь, как было бы здорово. Тогда бы мы изучили историю вопроса и знали, с кем имеем дело. Вот, например, если бы ты знала, что твой Дэниел отпилил брату палец, ты бы не удивилась и тому, что он машину угнал, — а тебя ведь эта новость сильно потрясла, Джесс, я помню. Ты даже в обморок упала, когда нам об этом сказали.
— Надо изучать досье, говоришь? Это как с подбором кадров. Не очень-то романтично.
— Быть хорошим любовником — тоже работа. И нешуточная.
— И что, собеседование устраивать? — засмеялась Джессика. — Представь, сидят такие в черных костюмах и рассказывают о том, как намерены укреплять отношения…
— А что в этом плохого? Конечно, идея бредовая, но в ней что-то есть.