– Нет, не думаю. Я абсолютно не согласен со всем, во что верит Шонесси и что он хочет совершить, – хотя в последнее время его шансы на успех значительно выросли, – но он человек открытый. Он всегда готов встретиться с вами лицом к лицу и защищать свое мнение в открытом споре, а не прибегать к заговорам и шантажу. – Сэр Гай устало пожал плечами. – Кроме всего прочего, если вы вспомните недавнюю политическую историю, подобные действия с его стороны и не нужны. У него уже есть все, что я мог бы ему дать. Уничтожение моей репутации не поможет ему, а только запачкает его имя. А Шонесси – далеко не дурак. – Стэнли сжал губы. – И если эта фотография рисует меня человеком вероломным, то его жену она рисует женщиной легкого поведения, а с этим ни один мужчина не может позволить себе смириться – по крайней мере, на людях. И хотя я не знаю миссис Шонесси так хорошо, как утверждает эта статья, я часто наблюдал ее в обществе и никогда не сомневался в ее добродетели.
– Да… конечно, – пришлось согласиться Питту. У Шонесси действительно не было достойного мотива, даже если он и обладал желанием и возможностью все это совершить. – У вас сохранилось то письмо?
– Нет. Я сжег его, чтобы никто больше его не увидел, – губы Гая скривились от отвращения. – Но я могу вам его описать. Текст был вырезан из «Таймс». Причем в некоторых случаях это были отдельные буквы, а в некоторых – целые слова. Все они были наклеены на лист простой белой бумаги. В ящик письмо было опущено в Центральном Лондоне.
– А вы можете вспомнить, что конкретно в нем было написано?
– По вашему лицу я вижу, что остальные получили такие же письма? – заметил сэр Гай.
– Вы правы.
– Понятно… Ну что ж, можно попытаться вспомнить. Не дословно, конечно, а общий смысл, – Стэнли тяжело вздохнул. – В нем говорилось, что я передал миссис Шонесси правительственную информацию, полезную ее мужу, в благодарность за ее физические услуги, и если подобная информация выплывет наружу, моя репутация и моя карьера будут уничтожены. Естественно, что я никогда не получу тот пост, на который рассчитывал. Еще там говорилось, что в качестве знака своего согласия сотрудничать я должен передать автору небольшой сувенир – например, небольшую посеребренную фляжку. Там же давались инструкции, как я должен ее упаковать и передать посыльному на велосипеде, который за нею заедет.
– А откуда шантажист знал, что у вас есть такая фляжка? – наклонился вперед сперинтендант.
– Не имею понятия. Должен признаться, что его осведомленность здорово меня расстроила. – Политик почти незаметно вздрогнул. – Я чувствовал… как будто он постоянно за мной следит… невидимый, но постоянно присутствовавший. Я начал подозревать всех и каждого… – Голос мужчины был полон боли и отчаяния.
– И вы передали ему эту фляжку? – спросил Питт в установившейся тишине.
– В точности как мне было велено, – ответил Стэнли. – Чтобы выиграть немного времени на размышления. Я должен был передать фляжку немедленно, и ее забрали в тот же день.
– Понятно, – сказал полицейский. – Та же самая схема, как и в других случаях. Благодарю вас за откровенный разговор, сэр Гай. Хотел бы я иметь возможность смягчить удар, но не вижу таковой. Однако я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы найти этого человека и призвать его хоть к какому-то ответу! – Все это Томас произнес со страстью, которая удивила его самого. Он почувствовал такую ярость, которую обычно испытывал только к убийцам и насильникам.
– «К какому-то ответу»? – переспросил его собеседник.
– Дело в том, что вымогательство посеребренной фляжки – не такое уж серьезное преступление, – с горечью отметил суперинтендант. – Если вам удастся доказать, что он оклеветал вас, то тогда вы можете обратиться в суд. Однако это должно быть скорее ваше решение, чем мое. Большинство от этого отказывается просто потому, что обращение в суд привлекает к делу гораздо больше внимания, чем простое игнорирование ситуации. И то, что мы сейчас наблюдаем в деле Транби-Крофт с беднягой Гордон-Каммингом, – лучшее тому подтверждение. – Питт встал, протягивая хозяину дома руку.
– Все это я очень хорошо понимаю, – сказал Стэнли печально, вцепившись в руку полицейского. – Все доказательства в мире не изменят общественного мнения. В этом-то и кроется вся трагедия скандала – грязь от него никогда не смывается. Думаю, что я буду рад уже тому, что вам удалось поймать негодяя. Но я уверен, что это никак не повлияет на его собственную репутацию.
– Позвольте с вами не согласится, – произнес Томас с неожиданным удовлетворением. – Мне кажется, что те подробности, которые шантажист знает о своих жертвах, указывают на то, что он принадлежит к их кругу. Поэтому я не теряю надежды.
– Если я смогу хоть в чем-нибудь вам помочь, мистер Питт, не стесняйтесь и обращайтесь в любое время. – Сэр Гай прямо смотрел на суперинтенданта. – Сейчас я гораздо более опасный враг, чем был вчера. Ведь терять мне уже нечего.
Полицейский откланялся и вышел на залитую солнцем улицу. Воздух был неподвижен, и в нос ему сразу ударил резкий запах конского навоза. Мимо с шумом проехала открытая карета. Медная упряжь на лошадях блестела на ярком солнце, дамы прикрывали лица зонтиками, а лакеи изнывали от жары в своих ливреях.
Питт прошел уже более пятидесяти ярдов, когда увидел, что к нему приближается широко улыбающийся Линдон Римус. Томас почувствовал, как все его мышцы напряглись от неприятия этого человека, хотя он и понимал, что такое его отношение к журналисту не совсем справедливо – ведь статью о сэре Гае Стэнли написал не он. Однако Римус был готов получить от этой статьи дивиденды.
– Доброе утро, суперинтендант, – весело произнес репортер. – Вижу, вы были у Стэнли. Вы что, расследуете обвинения против него?
– Мистер Римус, мне нет никакого дела до отношений между миссис Шонесси и сэром Стэнли, – холодно ответил Томас. – Кажется, что и к вам они не имеют никакого отношения.
– Да бросьте вы, мистер Питт! – Линдон поднял брови. – Если член Парламента торгует правительственной информацией в обмен на сексуальные услуги, это касается каждого жителя страны.
– Я не располагаю доказательствами, что именно так все и было, – полицейский стоял перед журналистом на горячем тротуаре. – Я лишь прочитал эти инсинуации в газете. Но даже если все написанное соответствует действительности, меня это все равно не касается. Существуют специальные люди, которые должны этим заинтересоваться, – ни вы, ни я к ним не относимся.
– Мистер Питт, я задаю вам вопросы в интересах нашей публики, – продолжал настаивать репортер. – Ведь вы же не хотите сказать, что простой гражданин не имеет права интересоваться честностью и моральными качествами людей, которых он выбирает как своих правителей?
Томас знал, что должен быть очень осторожен. Римус запомнит его слова и, может быть, даже процитирует их.
– Конечно же нет, – ответил он, тщательно взвешивая свои слова. – Но существуют проверенные способы, как задавать такие вопросы, а клевета является моральным преступлением, даже когда не подпадает под юрисдикцию гражданского суда. Сэра Гая я посещал по совсем другому поводу, так как надеялся, что он, основываясь на своем опыте, сможет мне помочь. Именно так все и произошло, но я не уполномочен обсуждать этого с вами, так как это может поставить под угрозу проводимое мною расследование.