Друг Веспасии стал внимательно читать список, а сама леди Камминг-Гульд вместе с Томасом молча ждали, когда он закончит. На улице быстро темнело, и вскоре розы превратились в бледные размытые пятна. Только самые верхушки деревьев все еще были выкрашены в золотистый цвет. Тополь выглядел как мерцающий конус, когда вечерний бриз играл его листьями. Стая скворцов взметнулась в воздух и тут же превратилась в темное пятно на синем небе. Шумящий и вечно торопящийся куда-то город был всего в нескольких ярдах, прямо за высокой каменной стеной, но казалось, что трое собеседников находятся на необитаемом острове.
Часы в холле отбили полчаса.
– Некоторые из этих дел достаточно просты, – заговорил наконец судья. – Все они касаются людей, которые позволили жадности взять верх над разумом, – преступления, которые могут разрушить семьи и репутации самих преступников, но не более того. Такое впечатление, что приговоры по ним уже давно вынесены. И ни Корнуоллис, ни Уайт не смогут их изменить. Способный адвокат сможет, наверное, смягчить их, сославшись на обстоятельства или выставив преступника в более приемлемом свете, но вердикт все равно будет тем же самым.
– А остальные? – спросил Питт.
– Есть еще дело об убийстве на почве ревности. Маловероятно, что здесь может быть замешан кто-то из наших фигурантов, но совсем этого исключить нельзя. Женщина была красивой и очень щедро раздаривала свои привязанности. Конечно, здесь могут фигурировать другие мужчины, но боюсь, шантаж ничем не поможет обвиняемому мужу. Кроме того, так как он сейчас ожидает суда в тюрьме, то должен быть кто-то еще, кто все это для него организует. Правда, у мужа есть два очень верных и амбициозных брата… Так что, я бы сказал, это возможно.
– То есть в этом могли быть замешаны наши жертвы? – недоверчиво переспросил полицейский.
– Если мы говорим о Летиции Чарльз, то это совершенно исключено, – язвительно заметила старая леди. – Естественно, она была, как бы это помягче сказать, женщиной очень любвеобильной. Вкусы у нее были очень простые, и она часто бывала откровенна до вульгарности. Надо сказать, что ее чувство юмора было довольно специфическим, и от него чаще всего страдали ее муж и поклонники. – Веспасия слегка пожала плечами; в сумерках на лице ее ничего нельзя было прочитать. – Она бы до смерти испугала такого мужчину, как капитан Корнуоллис, а он бы довел ее до истерики своим занудством. У Лео Каделла, несомненно, достаточно развито чувство самосохранения, чтобы с нею не связываться, даже в обществе, а Данрайт Уайт никогда в жизни не взглянул на другую женщину, кроме своей Маргерит. Даже если бы он захотел изменить жене – а такого я не исключаю, – то потом распял бы самого себя, да и я об этом наверняка узнала бы.
– Скорее всего, ты права, дорогая, – скупо улыбнулся судья. – Но тогда у нас остаются два дела: растрата и мошенничество. В обоих случаях речь идет об очень больших деньгах. В одном деле фигурирует европейская банковская система – точнее, банки Англии и Германии, а также перевод денег на счета очень подозрительных фондов в Южной Африке. Во втором – попытка продажи поддельных ценных бумаг и прав собственности на шахты, опять-таки в Африке.
– А эти дела могут быть как-то связаны? – быстро спросил Питт.
– Этого нигде не видно, но полностью исключить такой вариант нельзя. – Телониус еще раз бросил взгляд на бумагу. – Необходимо знать, кто приобрел эти ценные бумаги. Однако можно предположить, что это может касаться всех наших фигурантов.
– А о каком районе Африки идет речь? – настаивал Томас.
– Насколько я помню, о нескольких, – криво улыбнулся судья. – Думаю, что здесь нам понадобится дождаться конца расследования. Оно пока еще официально не завершено. Суд состоится в недалеком будущем.
– Расследование не завершено… – повторил полицейский, чувствуя, что внутри у него все опустилось. – А кто его ведет?
– Суперинтендант Шпрингер, – ответил Квейд. – Он находится в прямом подчинении у Корнуоллиса. – Судья с грустью посмотрел на Питта, однако тот не отвел своего взгляда и не стал притворяться, что не понимает значения подобного совпадения, которое напрашивалось само собой.
– Понятно, – медленно произнес Томас, ненавидя себя за те мысли, которые роились у него в голове.
Веспасия тоже внимательно следила за ним, но выражение ее лица нельзя было различить в полутьме, а зажигать газовые лампы никому не хотелось. Остатки дня быстро угасали. Шум листьев тополя, который доносился сквозь открытое окно, напоминал шорох морского прибоя.
– Естественно, существует возможность, что на Корнуоллиса надавят, с тем чтобы он прикрыл дело, – заговорил судья о том, что пришло всем в голову, – или приказал суперинтенданту Шпрингеру прекратить расследование, каким-то образом изменив существующие улики и свидетельские показания. А на Данрайта Уайта могут нажать, с тем чтобы он вынес один из своих «эксцентричных» приговоров.
– А разве это не повлечет за собой аннулирование судебного процесса? – спросил Томас.
– Только в случае обвинительного вердикта, – пояснил судья. – Корона не имеет права на апелляцию в случае оправдания преступника, иначе мы погрязли бы в бесконечных судебных разбирательствах.
– Ну конечно, – мысли Питта вновь начали путаться. Сама мысль о том, что Джон Корнуоллис может оказаться в такой ситуации – а может быть, уже оказался и поддался на требования шантажиста, – была еще более непереносима для него, чем он предполагал. Корнуоллис ничего не сказал ему об этом деле, но он был волком-одиночкой, который привык к единоличному командованию на море, где капитан не имеет возможности пожаловаться никому из команды – иначе его власть капитана закончится навсегда. На палубе капитан всегда абсолютно один, как будто рядом вообще никого нет. Малейшая слабость, нерешительность, незнание или ошибка – и его власть утрачена. Сама структура подчинения, его привилегии и обязанности не допускали этого. Только так можно было выжить в условиях стихии, которая признавала только свои собственные правила, не предусматривала возможности рассуждать и никогда не прощала ошибок.
За те несколько коротких лет, что прошли после его отставки, Корнуоллис не мог измениться – и, наверное, не изменится уже никогда. Когда он столкнется с опасностью, то будет использовать те навыки и умения, которые позволили ему выжить в сотнях стычек. Это был инстинкт, от которого он не мог избавиться, даже если бы и захотел.
– Таннифер в этом замешан? – спросил полицейский, вспомнив об отчаянной преданности Парфенопы.
– Речь ведь идет о растрате, так что вполне возможно, – ответил Телониус.
– Каделл? – продолжил перечислять жертв шантажиста Питт.
– Африканский фонд. Это может относиться к сфере интересов Министерства иностранных дел.
– Балантайн?
– Пока его возможного участия я не вижу, но ведь расследование еще не закончено.
– Понятно. – Суперинтендант медленно поднялся на ноги. – Большое спасибо за ваше время… и за ваши идеи.