Во время пира, устроенного Беовульфом в нашу честь, один из воинов его отряда спел песню об отваге и битвах, которую все очень хорошо приняли, хотя и не слишком внимательно слушали. Крепкий пьянящий напиток, который норманны потребляют сверх всякой меры, довольно быстро превращает их в настоящих животных: прямо во время исполнения песни у одного из них случилось семяизвержение, а двое других затеяли пьяную драку не на жизнь, а на смерть. Исполнявший песню не прервал своего выступления ни на миг; казалось, все эти события, да и ничто другое не способно вывести его из душевного равновесия. Я видел своими глазами, как кровь одного из драчунов брызнула певцу в лицо, но тот лишь вытерся рукавом и продолжал петь, ни на мгновение не сбившись.
Эта картина произвела на меня сильное впечатление.
Затем случилось так, что этот самый Беовульф, который, кстати, напился ничуть не меньше остальных, потребовал, чтобы теперь я спел песню для его соплеменников. Эта мысль пришла ему в голову неожиданно, и он ни за что не хотел от нее отступать. Не желая разгневать его, я счел за благо повиноваться и нараспев прочел несколько сур из Корана, а переводчик повторял мои слова на норманнском языке. Надо сказать, что слушатели внимали мне не больше, чем собственному певцу, и, когда все закончилось, мне оставалось только попросить прощения у Аллаха за профанацию Его священных слов, равно как и за перевод
[4] , который, как я могу себе представить, являлся бессмысленным набором слов, поскольку взявший на себя столь большую ответственность толмач сам был пьян не меньше всех остальных.
По соседству с лагерем норманнов мы провели два дня, и в то утро, когда наш караван собирался в путь, нам через переводчика сообщили, что вождь Виглиф скончался. Я решил своими глазами увидеть их похоронный обряд, а заодно и выяснить, что они будут делать дальше после смерти своего предводителя.
В первую очередь покойника положили в могилу, над которой возвели крепкую крышу.
В этом временном склепе он должен был пролежать десять дней [5] , пока не будут скроены и сшиты погребальные одежды. Кроме того, соплеменники умершего вождя собрали все его вещи и разделили их на три части. Первая часть предназначалась его семье; второй рассчитались за сшитое посмертное одеяние; третью же часть продали и купили крепкого пьянящего напитка, который предстояло выпить, когда одна из рабынь добровольно решит принять смерть и будет сожжена вместе с покойным хозяином.
Что касается употребления вина, то, по моим наблюдениям, викинги совершенно не знают в этом меры, пить они готовы день и ночь, как я уже упоминал. Нередки случаи, когда после чересчур обильных возлияний кто-то умирает прямо с кубком в руке.
Родственники Виглифа спросили у всех его рабынь и служанок: «Кто из вас желает умереть вместе с ним?» Одна из них ответила: «Я». После того как она произнесла это, она уже не принадлежала сама себе; если бы она захотела изменить свое решение, ей бы уже не позволили этого сделать.
Девушка, которая выразила согласие последовать за хозяином в загробный мир, была передана на попечение двух других, которым надлежало присматривать за ней, не спуская глаз, и сопровождать ее повсюду, куда бы она ни направилась. Более того, эти девушки должны были во всем угождать ей и при необходимости даже омывать ей ноги. Другие члены отряда занялись подготовкой к похоронам – изготовлением погребального одеяния и сбором всего необходимого для исполнения ритуала. В течение всего этого времени обреченная на смерть девушка пила вино и пела песни, была беззаботна и весела.
Тем временем у Беовульфа, того самого благородного воина, которому вскоре предстояло стать кем-то вроде короля или вождя, обнаружился соперник, имя которому было Торкель. Лично я с ним знаком не был, но видел его среди других викингов: некрасивый, даже довольно уродливый человек, чье смуглое лицо и темные волосы выделялись среди всей этой румяной породы людей. Он затеял некий заговор с целью занять место вождя. Обо всем этом я узнал от своего переводчика, потому что со стороны незнакомцу невозможно было даже предположить, что в процессе подготовки к похоронам происходит нечто необычное.
Сам Беовульф не руководил этой подготовкой, так как не принадлежал к роду Виглифа, а по закону усопшего готовят к погребению члены его семьи. Беовульф присоединился к общему веселью и бесконечным возлияниям. Ничто в его поведении не выдавало изменений в статусе: разве что во время ежевечерних трапез он с общего согласия занимал во главе стола место, предназначавшееся для короля.
Примечательным является тот факт, как именно он занимал это место: когда норманн является полновластным королем, он восседает во главе стола в большом каменном кресле с каменными же подлокотниками. Такое кресло имелось у Виглифа, но Беовульф не садился в него так, как сел бы нормальный человек. Он лишь присаживался на один из подлокотников, занимая не слишком устойчивое положение, из-за чего не раз падал на пол, когда излишне напивался или чересчур громко хохотал над какой-нибудь грубой шуткой. Тем не менее, согласно обычаю, он не мог сесть в кресло-трон как полноправный вождь, пока не похоронен Виглиф.
Все это время Торкель плел свой заговор и перешептывался о чем-то с другими воинами. К большому моему огорчению, я узнал, что Торкель заподозрил меня в том, что я не то колдун, не то какой-то шаман. Переводчик, который, на мое счастье, не поверил в эти сказки, поведал мне, что Торкель распространяет слухи, будто это я способствовал своими чарами смерти Виглифа и возвышению Беовульфа; само собой, я не имел к этому ни малейшего отношения.