Мусаев, кажется, удовлетворен, уходит умиротворенным. Мне же думается, что к мысли об армянской интриге он пришел не сам. Кто-то более хитрый подсказал ему, что начальство как черт ладана боится межнациональных разногласий и не сможет отмахнуться от человека, ставшего их жертвой. Есть над чем задуматься. Надо, чтобы на такие вещи обращали внимание оперативные руководители и кадровики. Это тема разговора – запись на длинном и узком листе бумаги, помеченном сверху завтрашним днем.
Беседа с Мусаевым оставляет неприятный, тревожный осадок, начинает ломить затылок.
Надо встать, походить по мягкому ковру, взглянуть в окно на тусклые огни фонарей. Десять шагов туда, десяток обратно… Со стены устремленным вдаль взглядом смотрит поверх моей головы с портрета Михаил Сергеевич. Во взгляде – исторический оптимизм, намек на знание, недоступное простым смертным, видение светлых далей…
Что же за личность оказалась во главе великого государства? Каждый проходящий день снимает с нее слой за слоем оболочку таинственности и необычности… Выдрессированный, дисциплинированный мозг пытается придать четкость неоформленным, блуждающим мыслям, толкает к бумаге и перу. Вот что он заставляет меня написать для памяти, для дальнейших размышлений:
«Авантюристом может стать только жизнелюбивый человек оптимистического склада. Он должен либо верить во всеобщий здравый смысл и имманентную склонность общества к прогрессу, либо считать себя единственно умным среди глупцов. В первом случае истоком авантюрных действий выступает стремление стать благодетелем человечества, во втором – стать над человечеством. Последствия в обоих случаях одинаковы.
Авантюризм отличается от политики тем, что поставленные цели не соизмеряются с имеющимися средствами, не рассчитываются заранее все возможные последствия принимаемых решений. В результате каждый последующий шаг принимает характер экспромта и ведет к новым непредвиденным последствиям.
За этим следует банкротство, которым воспользуются или более осмотрительные, или столь же авантюристичные политики. Последние пойдут по очередному нисходящему витку спирали».
Горько посмеиваюсь над собой – кукиш в кармане показал, классическое оружие русского интеллигента. Тем не менее обещаю портрету Михаила Сергеевича, что сниму его при первой же возможности.
В комнате отдыха проигрыватель, стопка пластинок. Борис Христов: «Жертва вечерняя», «Блажен муж…», «Ныне отпущаеши». Мягкий проникновенный бас доносится через открытую дверь, успокаивает разум и душу: «…Мы будем пить воду из реки жизни, чистую, как кристалл»… а пока надо работать.
Христов умолкает, время позднее, велик соблазн махнуть рукой на нечитаные бумаги и оставить их до завтра. Но завтра новые дела, и нельзя давать себе поблажки.
«Об активных мероприятиях внешней разведки КГБ, проект концепции»… Такие документы надо изучать на свежую голову. Сейчас его можно только по возможности внимательно прочитать – что-то останется в памяти, мысль будет невольно возвращаться к прочитанному, и когда откроешь утром этот документ, яснее увидишь весь замысел, все его слабые и сильные стороны.
Наше понятие «активные мероприятия» уже, чем американское «тайные операции». Это преимущественно тайное воздействие на события за рубежом в интересах содействия решению политических или оперативных проблем путем использования дезинформации и информации. Американские «тайные операции» предполагают применение силовых методов, вплоть до физической ликвидации оппонентов, оказания военной поддержки повстанческим силам и т. п. Наша Служба в разные периоды своей жизни тоже занималась подобными вещами. В ее истории убийство Троцкого и Бандеры, переброски оружия на Ближний и Дальний Восток, передача денег зарубежным компартиям и подготовка их кадров к нелегальной работе, содействие государственным переворотам, последний из них – в Афганистане. Служба «А» ПГУ, ведающая активными мероприятиями, ничем подобным не занимается. Несколько десятков опытных и интеллигентных людей, специализирующихся по политическим, военным или экономическим проблемам, выявляют уязвимые места в позиции международных оппонентов Советского Союза, отыскивают или изобретают факты (изобретают очень правдоподобно), предание которых гласности ставит оппонента в затруднение, заставляет оправдываться, искать виновных на своей стороне, терять уверенность на переговорах. Оппонент ощущает, что проблемы у него едва ли возникли случайно, что за этим стоит КГБ, но все выглядит совершенно естественно, никаких доказательств нет – общественность, пресса, законодатели теряют доверие к политикам; страны «третьего мира» получают все новые и новые доказательства коварства западных империалистов; европейские союзники тревожатся из-за перевооружения Западной Германии; общественность взбудоражена американскими планами размещения нейтронного оружия в Европе. По миру начинает гулять письмо американского посла государственному секретарю, в котором посол откровенно и даже цинично излагает свой взгляд на политику страны пребывания. Посол действительно писал письмо – специалисты из Службы «А» лишь изменили несколько формулировок. Пострадавшей стороне очень сложно доказать: да, письмо было, и подпись на письме поставлена послом, но он этого не писал! Еще сложнее проблема, когда в печати появляются подлинные документы, которые должны храниться в строгом секрете. Это тоже работа Службы «А».
Направления тайных акций разведки определяются сверху – изредка в документах, чаще путем устных указаний. Служба «А» генерирует и формулирует конкретные идеи, изготавливает фальшивые бумаги, издает от имени подставных авторов разоблачительную литературу. Оперативные подразделения приобретают агентуру влияния, через которую реализуются замыслы Службы «А».
Идеология активных мероприятий в годы «холодной войны» была проста – нанести максимальный политический и психологический ущерб оппонентам, укреплять те силы и деятелей, которые с симпатией взирали на Советский Союз. Степень ожесточенности «холодной войны» определяла выбор методов. Напряженность возрастает – в ход идут жесткие приемы: фальшивые документы, подметные письма, компрометации политических деятелей, откровенная клевета. Меняется ситуация – и разведка убирает когти, но работа над приобретением агентуры влияния – политиков, редакторов газет, журналистов, ученых – не прекращается никогда.
Положение изменилось коренным образом. «Холодная война» закончилась. Победители с трудом скрывают торжество, побежденные пытаются делать вид, что противоборство закончилось вничью.
Очередной проект концепции активных мероприятий настораживает – для авторов противодействие с Западом не завершилось, они готовы воевать и дальше, как авангардный отряд, еще не знающий, что проиграна и битва, и кампания, что их верховных предводителей дружески похлопывают по плечу и хвалят за искусство чужие генералы. Это эмоции, а суть дела в том, что линия разведки не может идти вразрез с государственной политикой, разведка не может ставить сама себе политические задачи. Она не творец политики, а ее инструмент.
Проект нуждается в капитальной доработке, и нужно будет подробно обсуждать его с начальником Службы «А» Макаровым, тоже старинным другом и однокашником. Много лет назад мы учились в одном отделении разведывательной школы № 101, жили в одной комнате, пили по вечерам чай из одного чайника, читали умные книги, бегали под «наружкой» по московским улицам, закладывали в подворотнях учебные тайники и очень гордились своей профессией.