– Ну так что, командир, вроде все? – Машина стояла, но руки Боева вцепились в руль так, что побелели костяшки пальцев.

– Все, Рустам, отстрелялись. – Павел улыбнулся. – Аллес капут, как говорится. Иначе и не могло закончиться, верно? Это была последняя батарея укропов в этом районе. Дальше пустота, а через восемь верст стоят наши. Поехали, дружище. Но только не рви как больной на всю голову. Потихоньку езжай, ладно?

Рустам облизнул пересохшие губы. Переволновался боец, который волок на себе слишком большую ответственность.

Ополченцы приходили в себя, недоверчиво таращились друг на друга. Ни одного убитого и даже раненого, не считая ссадин на лице Вдовенко, обгорелого носа Винничука и защемленного указательного пальца Женьки Шумского. Он придавил его своей станцией. Палец безбожно распух и теперь вряд ли мог пролезть в спусковую скобу. Только ленивый не прошелся по этому поводу.

Смешнее всех пошутил сам Шумский. Он обозвал собственный палец головкой самонаведения, превосходящей по точности зарубежные аналоги, и как-то задумчиво покосился на женщину.

– Хорошо поработали, – резюмировал Винничук и засмеялся, выставив на всеобщее обозрение белоснежные зубы, смотрящиеся на войне как-то странно. – Я же говорил, что толпа придурков может решить все вопросы. А вы не верили.

– Все, мужики, успокоились! – сказал Павел. – Ольга Юрьевна, вы в порядке? Сочувствую вам и вашему мужу. Не самое женское дело вы затеяли.

– Согласна. Я до безумия устала. – Она закрыла глаза, облизнула губы. – Чувствую себя вдребезги разбитой, разобранной. Меня теперь надо складывать как кубик Рубика. Дайте, пожалуйста, воды попить. Есть у кого-нибудь?

Спецназовцы недоуменно переглянулись, пожали плечами. Воды ни у кого не было. К операции они не готовились, все произошло внезапно, в противном случае прихватили бы. Павел собрался поострить про необходимость экономии водных ресурсов, но прикусил язык.

– Вроде есть немного, – неуверенно сказал Грубов, отцепляя от пояса фляжку и как-то странно глянув на командира. – Возьмите, Ольга Юрьевна.

– Но это ведь не вода, – заявил непьющий Шумский.

– Разве? – Грубов поднес горлышко к губам, отпил.

Все его лицевые мышцы вдруг напряглись.

– И какая сволочь воду в вино превратила? – прокомментировал Яков.

– Это даже не вино, – проговорил Вдовенко, хорошо знакомый с вкусовыми пристрастиями приятеля. – Техническая жидкость для прочистки контактов в мозгу.

– Ой, ладно вам умничать. – Ольга Юрьевна отобрала у Грубова фляжку и стала жадно пить.

Она не изменилась в лице, лишь откинула голову, глубоко задышала. Пот стекал по лицу женщины, которое принимало человеческий и даже привлекательный вид. Муж шевельнулся, забрал у нее фляжку, сделал глоток и вернул емкость жене.

Ополченцы удрученно переглянулись.

– Ладно, – сказал Грубов и тяжело вздохнул. – Наши вредные привычки сегодня потерпят. Вы пейте на здоровье, Ольга Юрьевна, не обращайте на нас внимания.

– Сочувствую вам, командир, – проговорила женщина, повернула голову и устремила на Павла ироничный взгляд.

Спиртное явно пошло ей на пользу.

– В вашей команде собрались одни клоуны.

– Согласен, Ольга Юрьевна. – Павел сокрушенно вздохнул. – Тут уж не до жиру, как говорится. Приходится работать с тем, что есть. Знаете, как трудно в наше время найти грамотных специалистов?

Спецназовцы смеялись. Машина продиралась по лесной дороге, приближалась к позициям войск мятежной республики.

«И что бы это значило? – недоуменно думал Павел, озирая довольные физиономии своих людей. – В таком бою я мог потерять половину ребят. Но все живы. Ранения такие, что даже в медсанчасть идти стыдно. Может быть, высшие силы сберегли нас для чего-то большего?»

Глава 2

В подвальном вытянутом помещении было сыро и душно. Там властвовала тишина. Остро пахло канализацией, застарелыми нечистотами. Единственное оконце в дальнем торце подвала находилось высоко под потолком. Сквозь него просачивался мглистый лунный свет. Он скудно озарял стальные решетки, выщербленный каменный пол, навесные замки на решетчатых дверях.

Помещение было разбито на секции, крохотные клетушки, оборудованные нарами и отхожими местами. С трех сторон их ограничивали глухие стены, с четвертой – решетка, сваренная из толстых стальных прутьев.

К зданию подъехала машина. Захлопали двери, забубнили голоса. Через минуту заскрежетал замок в двери. Загорелся матовый плафон, мощности которого едва хватало, чтобы осветить небольшой участок прохода.

В подвал ввалились двое мужчин. Они волокли за шиворот арестанта. Ноги несчастного тащились по земле. Забренчали ключи, со скрежетом распахнулась третья по счету дверь справа.

– Отдыхай, ватная скотина, – хрипло проворчал один из надзирателей и толкнул узника в спину.

Его ноги заплелись. Он рухнул на пол рядом с отхожим местом и ударился головой о ножку шконки.

– Ты промазал, Грицько. Он вообще живой? – пробормотал второй надзиратель.

Мужчины прислушались.

Узник застонал, свернулся в клубок и обхватил голову руками.

– Живой. – Грицько облегченно вздохнул. – Да, я чуть промахнулся, с кем не бывает. Очухается эта зараза. Пойдем, Леха, у нас партия не доиграна.

– Какая партия? Офицер еще не уехал. С Рысько болтает во дворе. Подождем, пока уйдет.

Напарники закурили.

Узник не проявлял активности. Возможно, он догадывался, что если поднимется, то скучающим надзирателям придет идея позабавиться. Один из них перешел на другую сторону коридора, осветил фонарем груду рваных одеял на нарах, стоптанные, но качественные ботинки под лежанкой. Он поколебался и ударил кулаком по решетке. Задребезжала ржавая конструкция. Сонно застонал человек под одеялами.

Надзиратель хрипло засмеялся.

– Прикидывается спящим, падла. Хорошо, дрыхни, сволота. С тобой еще разберутся.

Надзиратели затоптали окурки и потащились к выходу. Заскрипела дверь, погасла тусклая лампочка, и помещение снова заполнил мрак.

Человек, лежащий на нарах, медленно поднялся. Он тяжелой поступью доволокся до решетки, обхватил ее руками, принялся всматриваться.

На другой стороне прохода в такой же камере зашевелился второй несчастливец, привстал, опираясь на нары. Он взгромоздился на шконку и начал яростно растирать виски ладонями, чтобы побыстрее избавиться от наваждения. Но оно не отпускало. Перед глазами человека плавал туман, в голову забирался пронзительный запах нечистот.

– Доброй ночи, уважаемый, – хрипло произнес арестант на другой стороне прохода. – Примите мое сочувствие.

Первый резко вскинул голову, покрутил ею и задумался, не почудилось ли.