Обратно в Васильевск они вернулись уже вместе, не таясь. Вместе прошли по Маркелову переулку, держась за руки, обозначая таким нехитрым способом свое единение. Пусть все видят. И пусть осуждают, если хотят.
И утром на оперативку пришли вместе. По любопытно-насмешливым и злобно-осуждающим взглядам коллег догадались – все уже в курсе происходящего. Попало в поле зрения и лицо Ольги – на нем читалось совсем уж явное оскорбление. Наверное, до конца своих дней не простит ей такого. А впрочем… Простит, куда денется. Уж перед Ольгой она точно ни в чем не виновата. И перед Лизой не виновата – Саша так решил, а она всего лишь приняла готовое решение. А кто бы на ее месте не принял?
После оперативки Саша на виду у всех поцеловал ее в щеку, а сам пошел в палату к Лизе – ставить ее перед фактом случившегося. Как происходил этот разговор, Катя потом не спросила. Не решилась как-то. И Саша не рассказал. Пока Лиза была в больнице, собрал свои вещи, перенес к ней, развесил в шкафу.
Гришу тоже пришлось ставить перед фактом. Он выслушал молча, едва заметно кивнул головой, ушел к себе в комнату. Саша глянул на нее испуганно, спросил тихо:
– Он обиделся, да? Правда, как-то нехорошо получилось. Надо было его подготовить…
– Ничего, обойдется. Он привыкнет потом, Саш. Ничего, еще и папой называть будет. Я потом с ним поговорю…
– Я постараюсь найти с ним общий язык. Обещаю тебе, Кать. Вообще-то я с детьми не очень умею, опыта нет… Но я буду очень стараться!
– Я знаю. Спасибо, Саш. Я люблю тебя, это самое главное. А остальное само по себе устроится.
– И я тебя… Да, все как-то устроится, Кать. Надеюсь…
А через неделю к ней пришла Лиза. В тот вечер Саша был на дежурстве, и за окном неожиданно быстро стемнело, пошел дождь, началась жуткая гроза. После раската грома Катя вдруг услышала стук в дверь… Думала, Саша вернулся, может, забыл чего. Бросилась в прихожую, распахнула дверь… И отпрянула назад, испугавшись.
На Лизу было страшно смотреть. В свете полыхнувшей молнии лицо ее было мертвенно– бледным, с черными провалами под глазами. Да и сами глаза… Почти бешеные. И в то же время затравленные, как у больной собаки. Лицо в каплях дождя, мокрые волосы ползли по щекам жалкими змейками.
– Можно мне войти? – спросила Лиза, стуча зубами от холода.
– Да… Да, конечно. Проходите, садитесь… Хотите чаю? – глупо засуетилась Катя, отступая на кухню.
Лиза прошла, сильно прихрамывая, села на стул, очень прямо держа спину. Помолчала, потом заговорила простуженным хриплым голосом, очень быстро:
– Катя… Катя, я прошу вас… Откажитесь от него, Катя! Вы просто ничего не знаете, я сейчас вам все объясню! Дело в том, что я буду вынуждена умереть, если он меня бросит. Я не смогу, не смогу… Это невозможно для меня, в Саше вся моя жизнь… Вы не думайте, я не сумасшедшая! Просто я его очень люблю! Катя, пожалуйста, я вас очень прошу…
– Лиза! Лиза, успокойтесь! Вы дрожите вся. Я сейчас вам чаю горячего сделаю.
– Не надо чаю… Катя, я прошу вас, пожалуйста…
– Но поймите и меня тоже, Лиза! Я тоже хочу быть счастливой! Тем более, Саша сам принял это решение… Мы не можем ничего решать за него, Лиза!
– Катя, я прошу вас…
Лиза вдруг подалась вперед, шагнула к ней, бухнулась на колени. Катя отпрянула, замахала руками, проговорила сердито, с ноткой холодного металла в голосе:
– Прекратите, ради бога! Встаньте немедленно. Что вы за цирк в моем доме устраиваете? Еще чего не хватало! Встаньте, я кому говорю!
Видимо, ее сердитый тон отрезвил женщину. Снова усевшись на стул, она подняла руки, с силой отерла ладонями мокрое лицо. И повторила глухо:
– Я не смогу без него жить, Катя… Предупреждаю вас, не берите грех на душу…
– Да ладно, грех на душу! Подумаешь, какие страсти-мордасти! Успокойтесь, Лиза, и постарайтесь принять все как есть. Нельзя так манипулировать мужчиной, Лиза, поверьте мне. Конечно, он бы вас никогда не бросил, хотя бы из чувства долга. Но так случилось, что он полюбил другую женщину. Я тоже очень люблю Сашу, и ничуть не меньше, чем вы. Так уж нам с ним судьбой было определено… Все сложилось так, как сложилось, и с этим уже ничего не поделаешь. Надо принять.
Катя вдруг услышала себя со стороны – какие слова до боли знакомые сейчас произносит… Марьянины слова, когда-то прозвучавшие из телефонной трубки. Да, именно так Марьяной и было сказано – все сложилось, как сложилось, и надо это принять…
Замолчала, хмыкнула про себя – нет, а чего?.. Нормальные слова. Она же смогла их принять, переработать, переварить с годами. Вот пусть и Лиза их примет, хоть она и «бедная» и больная. Болезнью да бедностью вообще у жизни ничего выторговать нельзя. Тем более – любовь мужчины. Такова она, женская жизнь.
– …И все, Лиза, не о чем больше говорить! Идите лучше домой, переоденьтесь в сухое, иначе простынете. И начинайте как-то жить в новых обстоятельствах. Все, мне больше нечего вам сказать. Идите, Лиза… У меня времени нет, мне у сына уроки надо проверить…
Закрыв за Лизой дверь, прошла на кухню, без сил опустилась на стул. И вздрогнула, когда услышала голос Гриши в дверях:
– Мам… А тебе ее не жалко разве?
– Господи, ты еще тут со своими вопросами… Мал еще такие вопросы задавать, понятно? Не твоего ума дело! И вообще, нельзя подслушивать разговоры взрослых!
– Я не подслушивал. Вы просто говорили очень громко. Отправь меня тоже к отцу, мам…
– Что?! Что ты сказал? Куда тебя отправить, сынок, я не ослышалась?
– К отцу…
– Ах, к отцу? Это к какому же отцу? Который ни разу в жизни тебя не видел, что ли?
– Ну и что… Он же все равно есть… И Никита к нему уехал…
– Ну уж нет, сынок. Не-е-ет… Этого никогда не будет, запомни. Нет никакого отца, я тебя для себя родила, по своему единоличному решению. И ты всегда будешь рядом со мной, всю жизнь, запомни это. У тебя нет права меня предать, слышишь? Именно у тебя – нет права. И не смотри на меня так, я знаю, что говорю. Иди, иди к себе в комнату, дай мне в себя прийти.
Гриша ушел, а она задумалась. Нет, что у нее за жизнь, а? И без того женское счастье нелегко дается, еще и дети коленца выкидывают… А кстати, как там Никита в Москве? Совсем закрутилась с новой жизнью, о сыне забыла! Надо будет позвонить завтра Марьяне, узнать, что и как…
Марьяна позвонила сама, рано утром, Катя только успела встать с постели, чтобы встретить Сашу с дежурства. Он и трубку зазвонившего телефона взял, бормотал в нее устало:
– Да, доброе утро… Нет, я думаю, вы не ошиблись номером. Вам Катю, наверное? Сейчас я ее позову…
– Кто это в такую рань? – спросила она, подходя к телефону.
– Не знаю. Не представились.
– Да! Слушаю! – раздраженно бросила она в трубку. И тут же ойкнула испуганно, услышав знакомый голос. – Доброе утро, Марьяна…