Не выспалась, конечно. А Надя утром рано поднялась. Глаза беспокойные, озабоченные.
– Пойдем, бабушка Надя, пойдем! – скомандовала Маруся, взяв Надю за руку. – Сейчас бабушка Катя тебе табурет поставит, потом тазик с водой принесет… Пойдем…
Когда Катя несла тазик с водой, произошло с ней странное что-то. Будто увидела себя со стороны… И не просто так со стороны, а будто из окна своего дома увидела. И подумалось отстраненно, словно мысль тоже бежала от окна – надо же, опять новое лицо в их дворовом сюрреализме… Получается, сама про себя так подумала – новое лицо? Женщина, которая несет воду в тазике для Нади, – новое лицо!
Встряхнулась, чтобы отогнать видение. Да, смешно и грустно получается. Хотя, если вдуматься, вполне обычное состояние для человека – смешение грусти и смеха. Удобоваримое. Не страшное. Ничего, ничего… Правильно Маруся говорит – бабушка Надя не виновата в своей болезни. Да и вообще – надо смиренно принять очередной бумеранг… А что это, если не бумеранг? Захотела оградить сына от грустного обстоятельства – получай сама это обстоятельство, еще и радуйся, что не отказали!
Что же, она и радуется. И спорить не собирается. Чего с бумерангами спорить? Раньше надо было думать о бумерангах…
За день так умаялась, что вторую ночь спала как убитая. Вернее, половину ночи спала. За окном еще темно было, когда открыла глаза, чувствуя, как пробежал внутри холодок… Не страх, а именно холодок щекотливый. Подняла голову от подушки, прислушалась…
Тихо. Маруся спокойно дышит, размеренно. Вот Надя в своей комнате пробормотала что-то во сне. За воротами машина колесами прошуршала, вроде остановилась… Или показалось? Или калитка скрипнула? Господи, кто там?.. Валера приехал, чтобы свершить задуманное и утолить странное состояние психики?
Тихо встала, на цыпочках подкралась к окну. И тут же отпрянула назад испуганно – да, так и есть! Какая-то тень тихо пробирается по двору, прямо к ее крыльцу… Сейчас войдет в свет фонаря с улицы… Вгляделась…
Господи, да это же Гриша! Как она его не узнала с перепугу! Гриша, сынок! Приехал!
И метнулась к двери, выскочила босая на улицу, побежала по траве, путаясь в подоле длинной ночной сорочки.
– Гриша! Гриша, я здесь… Я у соседей… Ты приехал, сынок!
– Тише, мам… – развернулся к ней Гриша, посмотрел умоляюще, – тише, разбудишь… Здравствуй, мам. Да, мы приехали…
Она стояла перед сыном, раскинув руки для объятия. И только потом увидела, что Гриша держит на руках спящую девочку. Маленькие ножки в красных сандаликах мотыляются безвольно, один сандалик уже сползает, держится на честном слове, вот-вот упадет в траву. И опустила руки, и тут же невольно потянула их, чтобы успеть поймать этот красный сандалик.
– Это Риточка, Ленина дочка. Ну, теперь она и моя дочка, конечно… – тихо пояснил Гриша. – Вот, мы решили к тебе, мам. А Риточка плохо перенесла полет, ее тошнило всю дорогу, умаялась.
– Так вы на самолете?
– Ага. Понимаешь, у нас так обстоятельства сложились – надо было срочно уезжать. А иначе… Ну, это долго рассказывать… Мы практически на чемоданах сидели. А вчера Никита как раз позвонил – кончай, говорит, ерундой заниматься, бери семью, езжай к матери. Не бойся, говорит, она совсем другая… И ей помощь нужна… А толком не объяснил ничего! Что случилось-то, мам? Какая тебе помощь нужна?
– Ты мне нужен, сынок. Нет, не в том смысле, что ты мне обязан чем-то, я не это хотела сказать! Мне очень многое нужно тебе сказать, сынок! Давай завтра поговорим, хорошо? Сядем с тобой и долго, долго будем говорить. Никита прав, я другая стала, я многое поняла про себя, про вас… Но все это завтра, Гриша. А сейчас иди, укладывай ребенка. А жена твоя где?
– Вон, сзади идет… Наверное, у такси задержалась.
За воротами и впрямь слышались приглушенные голоса. Фыркнуло, отъезжая, такси, во двор шагнула худая маленькая женщина, похожая на подростка.
– Там вещи, Гриш… – проговорила жалобно и осеклась, глядя на Катю. И сделала маленький шажок назад, будто собираясь исчезнуть.
– Это Лена, моя жена… – глянул на мать с опаской Гриша.
– Да, да, конечно! Я поняла, это Лена! Иди, сынок, открывай дом, ключи там, на притолоке. Давай я тебе открою… А я сейчас у соседей ночую, с Надей и с Марусей…
– Ой, мам, да ты ж босиком, простудишься! Иди в дом, мы сами справимся, не беспокойся.
– Хорошо, хорошо, как скажешь… Заходите, устраивайтесь. А я пойду, у меня там Маруся. Вдруг проснется, испугается?
– Конечно, иди. Утром увидимся, мам.
– Да, конечно. Счастье-то какое, Гришенька… Приехал…
Утро выдалось прохладным, но ярким и солнечным. Надя поднялась рано, и надо было пристраивать ее к необходимой процедуре в авральном режиме, не производя лишнего шума. Все еще спят…
Пристроила. Надя начала старательно шлепать мокрой тряпкой по пластику, а она села на скамью, оглядела двор. Как Леня сиживал когда-то… А она из окна смотрела. И злилась… И сумасшедшим домом называла. «Прости меня, Леня. И Надя тоже. Простите…»
Катя вздохнула – пролетел тихий ангел. Одновременно она хозяйским глазом подметила непорядок – пора лишнюю траву выкосить. Ночью бежала по этой траве, ноги путались. Ах, какое сегодня солнце, боже! И птицы так поют… И Гриша приехал!
– Бабушка… Я проснулась, а тебя нет.
– Маруся, солнце мое! Иди сюда, садись рядом! Посмотри, какое утро.
– А кому ты улыбаешься, бабушка?
– Да всем улыбаюсь! Тебе, солнцу, бабушке Наде, нашему дому…
– Здорово! А давай вместе будем улыбаться!
– Давай…
Подняли вверх лица, вздохнули одинаково, прикрыли глаза. Катя сняла теплую кофту, накинула на плечи девочке, обняла ее, прижала к себе, чуть покачивая. Хорошо…
Скрипнула дверь в ее половине дома, на крыльцо ступила девочка. Такая же по возрасту, как Маруся, лет шести. Рыженькая, смешная.
– Риточка, иди к нам! – ласково позвала Катя. – Иди, не бойся!
– А кто это, бабушка? – тихим ревнивым шепотком спросила Маруся.
– Это Риточка, она будет здесь жить… Смотри, какая хорошенькая! Какая рыженькая!
Риточка подошла, глянула исподлобья, потом спросила деловито:
– А вы кто?
– Я – Маруся! – опередила Катю со знакомством внучка. – Вон там – бабушка Надя! А это – бабушка Катя! Это моя бабушка Катя! И бабушка Надя тоже моя!
– Ух ты, сколько бабушек… Здорово… – восторженно-завистливо отозвалась Риточка. – А у меня ни одной бабушки нет, даже самой малюсенькой…
– А хочешь, я буду твой бабушкой? – склонилась к девочке Катя, заглядывая в глазки и убирая за ухо непослушную рыжую прядь.
– Хочу… А можно?
– Конечно, можно!