Освободительная борьба Египта не прекращалась весь двадцатый век, приобретая все новые и новые формы. Сначала эта борьба была с колониалистами-англичанами, потом с королем, потом с коммунистом (неверным) Насером, потом с «фараоном» Садатом, потом с военным диктатором Мубараком. Всегда во главе борьбы стояли исламисты и организация «Братья-мусульмане», созданная в двадцать восьмом году скромным учителем Хасаном аль-Банной, впоследствии тоже казненным. Концепция «Братьев-мусульман» сильно смахивала на деятельность мафии – инфильтрация во власть, круговая порука, помощь друг другу. Садат одно время заигрывал с «Братьями-мусульманами», но власть отдавать не собирался, а заявил, что история Египта намного древнее исламской и египтяне строили огромные государства, пока последователи Пророка были дикарями. Его за это убили – прямо на армейском параде расстреляла группа исламистов во главе со старшим лейтенантом Исламбули. Убивая его, они не заметили вице-президента Хосни Мубарака, пробегая мимо, они кричали: нам нужен Фараон, нам нужен Фараон! Придя к власти, Хосни Мубарак ввел бессрочное чрезвычайное положение и повел куда более осторожную политику в отношении исламистов, называемую «и нашим, и вашим». Если при Насере Египет был едва ли не главным пугалом для монархов всех стран Востока, предвестием их собственного страшного конца – то Мубарак с ними подружился, получал нефть со скидкой, а университет Аль-Азхар превратился в своего рода «депо исламской революции». Мубарак вел примерно ту же политику, что и другой диктатор, Тито: вы можете творить все что угодно, но только за пределами страны. В страну вы можете вернуться, и она вас укроет – но только если вы чисты перед ней.
Обработка в университете аль-Азхар ведется исподволь, в лучших традициях «Братьев-мусульман». Приехавших из разных стран студентов объединяют в группы-землячества, просят выбрать старшего. Затем начинают работать со старшим: у него появляются друзья, он может выходить в город, его приглашают в семьи – семьи, придерживающиеся радикальных взглядов. Сначала идеологию «Братьев-мусульман» прививают лидеру землячества, потом он ее начинает распространять внутри группы. Исламские фонды дают ему деньги – дополнительные стипендии, которые он может распределять по своему усмотрению среди своих земляков, право выхода в город и ночевки у новых «друзей». В отличие от Пакистана, в котором буржуазная и армейская элиты стали колонизаторскими, заговорили по-английски и отдавали своих детей в военное училище Сандхерст, в Египте такого класса так и не сложилось, идеями ислама и борьбы были пропитаны все слои общества, в том числе и высшего. И исламскими радикалами могла оказаться, например, уважаемая семья врачей, такая как Аль-Завахири. Как не принять приглашение переночевать и совершить совместный намаз в таком уважаемом доме?
Так рождается джихад…
На родину, в Афганистан, исламский теоретик Мулло Модад так и не вернулся. Он приехал в Пешавар, стал читать лекции в медресе в Деобанде и ездить по лагерям. Потом медресе в Деобанде закрыло перед ним дверь из-за крайней радикальности взглядов – и он перебрался на юг, в медресе Миран Шах, ставшее настоящим эпицентром ваххабизма. Именно из его стен выбрались многие полевые командиры среднего звена, которые и определяли ход войны в Афганистане. Кроме того, он распределял гуманитарную помощь, посылаемую ему его старыми спонсорами еще по Египту, отправлял боевиков на лечение и контролировал некоторые потоки наркотиков. Он был настоящим представителем египетских «Братьев-мусульман» на этой войне, в своей деятельности успешно конкурируя с палестинцем по происхождению шейхом Абдуллой Аззамом и долговязым бородачом с глазами библейского пророка, сыном уважаемой и самой богатой после королевской семьи Саудовской Аравии – Осамой бен Ладеном.
Сейчас Мулло Модад вместе с группой американских советников ехал на самую границу. Совсем недавно был принят совершенно секретный план военной кампании на восемьдесят восьмой – девяностый годы, и в качестве первого своего шага он предусматривал захват провинции Хост и города Хост. Оттуда планировалось развивать наступление на Джелалабад, третий по значению город страны после Кандагара и Кабула, а далее – наступать на сам Кабул. Ид уль-фитр – праздник разговения – два года спустя планировалось отмечать уже в Кабуле…
Конечно, американцы поставили деньги, а китайцы – оружие. Армия моджахедов, готовая к наступлению, вооружена лучше, чем когда бы то ни было. У них есть даже противотанковые комплексы «Милан», чтобы бороться с советскими танками, и комплексы «стингер», чтобы бороться с советскими вертолетами. Но это не все. Необходимо, но недостаточно. Главное – вера. Вера в то, что если ты попадешь под бомбы, получишь пулю, подорвешься на мине, будешь расстрелян с вертолетов, – то ты все равно победишь. Потому что ты правоверный, а они неверные. Когда ты погибаешь – ты попадаешь в рай, и это лучший удел. А когда погибают они, их уделом является огонь…
А веру мог дать только Мулло Модад. Глашатай террора.
Полевые командиры собрались на сходку в природном амфитеатре, который создавали местные горы и трудолюбивые руки безвестных тружеников. Когда эта земля еще не была землей войны, дар аль-харб, здесь жили крестьяне. Долгими годами, поколение за поколением они выстраивали эти каменные террасы, носили в заплечных мешках землю на них, чтобы вырастить свой скудный урожай. Сели смывали землю вниз – и крестьяне принимались носить ее снова. И так было поколение за поколением, пока кто-то не пришел и не объяснил, что главное в жизни – это джихад. А кто-то другой стал платить за участие в боях до ста афгани в сутки…
Теперь эти террасы можно было использовать как места для сидения – чем многие полевые командиры и воспользовались, подстелив плотное, шерстяное одеяло, которое афганцы используют и как элемент одежды, и как одеяло, и как подстилку – на все случаи жизни.
Мулло Модаду передали мощный, современный мегафон. Говорить он умел…
– Братья! – заорал в мегафон он, и эхо отдалось по горам. – Правоверные! Долгая война с неверными за освобождение нашей родины, нашего любимого Афганистана подходит к концу! Про это сказано еще в Книге – и они израсходуют, потом они потерпят убыток, потом они будут повержены. Самая сильная армия в мире разбита и повержена руками тех, у кого не было ничего, кроме веры! Веры в Аллаха Всевышнего, свят он и велик! Но теперь в наших руках – самое лучшее оружие, какое только есть на земле, и нам его тоже послал Аллах! Обратим его против неверных, братья, против проклятых безбожников, которые топчут родную землю, самим Аллахом предназначенную для правоверных! Скоро, совсем скоро волей Аллаха мы ворвемся в Кабул и повергнем наземь власть нечестивцев и безбожников! Да покарает меня Аллах, если я сейчас солгал! Но с падением Кабула джихад только начинается, братья! Сотни миллионов наших братьев вопиют о помощи, находясь под пятой безбожников и коммунистов и не имея возможности даже восславить Аллаха, как того требует Коран! После Кабула мы пойдем на север и изгоним безбожников со священной земли Афганистана, а потом принесем джихад на земли неверных! Неверные – да познают великий гнев Аллаха, нет ему сотоварища!
И больше Мулло Модад сказать ничего не успел – потому что пуля попала ему в плечо сбоку и прошла через все тело, повредив позвоночник и легкое. Он выронил микрофон и упал, брызгая кровью. А горы донесли издалека эхо винтовочного выстрела…