Озарение пришло, как всегда, неожиданно. Я говорю об этом лишь потому, что могу точно назвать время и место, где эта светлая мысль впервые пришла мне в голову. Это случилось в Новосибирске, дома у Лизы, когда я смотрел по телевизору в прямом эфире американские бомбежки Югославии.
– Случайно, не она тебя привела на тюремные нары? – усмехаясь, спросил его Калинин.
– Она, гражданин начальник. Она, родная! Но тогда мне казалось, что эта идея идеальна и, реализовав ее, я смогу долго не думать о хлебе насущном.
– Так, Андрей, если посмотреть с точки зрения мыслей о хлебе насущном, то так оно, наверное, и было. Если не изменяет память, пять лет тебе тогда дали?
– Пять, гражданин начальник, – Левин тяжело вздохнул и, опустив глаза, задумался.
г. Новосибирск, 18 января 1995 года, 13 часов 30 минут
В тот холодный зимний день Левин долго слонялся по городу, пока не зашел в кафе. Народу за столиками было мало. И если бы не группка офицеров, самозабвенно употребляющих алкоголь, то заведение и вовсе пустовало бы. Бармен за стойкой скучал. Облокотившись на стол, он равнодушно смотрел в окно, за которым шел густой снег. Офицеры то и дело подливали друг другу водку, не закусывая, выпивали ее и громко разговаривали. Не нужно было иметь тонкого слуха, чтобы понять, о чем между ними шла беседа. Именно звучавшие в их устах слова: Югославия, Косово, Сербия и Албания привлекли внимание Левина, который немедленно заказал у официанта бутылку водки и передал ее на соседний столик.
«Действовать смело. Никого не расспрашивать. Побольше цинизма. Людям это нравится. Через третьих лиц ничего не предпринимать. Дураков больше нет. Никто для вас не станет таскать бриллианты из чужого кармана. Но и без уголовщины. Кодекс мы должны чтить», – Левин вспомнил заветы великого комбинатора и пересел к офицерам.
Лишь несколько минут разговор не клеился, но после того, как Левин рассказал о недавнем своем прибытии из Югославии, где он находился в служебной командировке, все заговорили свободно, словно старые знакомые. Капитан и два старлея с интересом слушали пересказанный в художественной обработке Левина телевизионный репортаж из горячей точки: о широком Дунае и чистых песочных пляжах Адриатического моря, великолепных горных хребтах Сербского нагорья и простирающихся на его склонах виноградниках. Это, пожалуй, были все его географические познания той местности. Но повествовал он так ярко и живо, что ни у кого не возникло подозрений в некомпетентности рассказчика.
После очередной рюмки капитан вздохнул и с завистью произнес:
– Эх, везет же некоторым. Я, например, за всю свою службу за границей так и не побывал. Наверное, там еще и валютой платят?
– А как же, Сергей, 150 долларов в сутки плюс полный пансион. Трехразовое питание и хорошая гостиница в твоем распоряжении. А служба – мед. Мама не горюй.
– Это что, в месяц по четыре с половиной тысячи долларов, получается? – спросил один из старших лейтенантов и от удивления приоткрыл рот.
– Это только голый оклад. Там еще масса разных премиальных. За конкретные боевые операции, за руководство подразделениями, знания иностранного языка и тому подобное. И того набегает тысяч по восемь-десять баксов.
Услышав это, офицеры вмиг протрезвели, и капитан спросил:
– А как туда попасть служить? Подскажи.
– А что подсказывать? Я знаю, что сейчас ГРУ осуществляет туда набор специалистов. Но сами, мужики, понимаете, это мероприятие не официальное, с грифом «секретно». Я, например, чтобы в полку никто не узнал, в отпуск пошел, и месяц добросовестно в Югославии отбарабанил на стороне сербов. Целых тридцать суток. Ну не отдохнул годик, зато десятку зелени привез. Сейчас иномарку себе куплю. А с другой стороны, сейчас подумаю, напишу рапорт на увольнение и подамся к сербам или албанцам. Кто будет платить больше, за тех и воевать буду. Зато до конца жизни себя обеспечу безбедное существование. Вот сколько вы сейчас получаете?
– Если нашу зарплату перевести в доллары, то хорошо, если полтинник выйдет, а так и того меньше. Сам знаешь, военные сейчас не в почете, – с горечью произнес капитан и не слишком сильно ударил кулаком по столу.
– Тихо, тихо, – в азарте прошептал Левин. – Вы лучше представьте разницу между десятью тысячами долларов США и той мизерной зарплатой, которую мы с вами получаем. Есть разница?
– Еще какая! – почти в один голос крикнули офицеры.
– Вот поэтому и хочется все бросить и уехать туда, где платят больше. Нищета вот где у нас, – капитан провел ребром ладони по шее и тяжело вздохнул.
– Ладно, мужики, я пока обещать ничего не буду, потому что привык держать слово офицера, но обязательно сегодня-завтра все разузнаю. Позвоню куда надо и все выясню, а потом доложу. Но сразу спрошу, вы туда действительно готовы ехать или это пьяный базар? А то получится, я сейчас больших людей в ГРУ подтяну, а вы вдруг на попятную пойдете. Представляете, каково мне будет?
– Ты чего, Андрей, охренел что ли? Да кто же от такой возможности откажется?
Наученный горьким опытом неудачного контакта с офицерами, он теперь действовал осторожно, чтобы не засыпаться на мелочах. Уже в этот же день, придя домой к Лизе, он сел за письменный стол и стал творить, не испытывая никаких угрызений совести. И даже пришедшая с работы Лиза – бесстыдная в своей преданности и циничная в нежности, не помешала ему родить документ, имеющий модное иностранное название – контракт. По его мнению, это слово должно было оказать магическое воздействие на офицеров, перешедших несколько лет назад на контрактные условия службы.
Когда он закончил свою работу и зашел в спальню, Лиза в соблазнительном нижнем белье лежала поверх постели и смотрела телевизор. Дочь по обыкновению находилась у ее родителей. Лиза томно посмотрела в его глаза и сказала:
– Андрей, у меня к тебе есть одна просьба, которая может растянуться на целую жизнь.
– Фьють, – он присвистнул. Первый раз ему предлагали что-то, что могло растянуться на целую жизнь. – Растянуться? – удивился он. – Красивое слово.
– Я хочу забеременеть от тебя. Ты единственный мужчина, от которого я бы хотела иметь ребенка. Это я еще поняла во время нашей встречи в аэропорту, когда увидела тебя. Ты веришь в любовь с первого взгляда?
От неожиданности такого предложения он безвольно сел на краешек кровати и глупо заулыбался. Еще бы: впервые кто-то просит его подарить ему ребенка. И это человек, с которым связаны лишь меркантильные цели, и от которого вот-вот он должен уйти. Сама мысль взглянуть в глаза собственному ребенку ему была неприятна.
– Так ты меня, Лиза, совсем не знаешь! – прошептал он.
– Я тебя отлично знаю. Ты будешь хорошим отцом. Я же вижу, как ты относишься к моей дочери.
– Но у меня же опасная работа. Я скоро должен буду на время уехать в Югославию. Вот уже и контракт готов, – он потряс перед ее лицом, исписанными от руки листками бумаги. – Кстати, ты не сможешь завтра их распечатать и размножить, этак в экземплярах двадцати?