– Вы служите в серьезной конторе, а не в частной лавочке, вашу мать. Кто давал команду морды бить?
– Но он же Владимир Михайлович, нож вынул, мог бы убить гражданских лиц, – начал оправдывался Алексей.
– Вы какое задание получили? – заорал Махортов и, вытянув голову, подался вперед.
– Технику охранять, товарищ полковник, – испуганно ответил напарник Алексея.
– Во! Сергей Викторович, – Махортов многозначительно поднял палец вверх и, расслабившись, принял обычную позу. – Секретную технику охранять! И надо было ее охранять. Потоп ли, ядерный взрыв ли, конец света ли, третья мировая война – все это вас не должно было вас волновать. Вы должны были бы выполнить задачу, доложить руководству, а потом умереть.
– Михалыч, а умирать-то зачем? – удивился неожиданно встрявший в разговор Калинин.
Многозначительно посмотрев на Калинина, Махортов нахмурил брови, но все же ответил:
– Третья Мировая война должна вестись с использованием оружия массового поражения. По-ра-же-ния, – на всякий пожарный по слогам добавил он и с опаской посмотрел в окно, словно ядерный взрыв там уже произошел.
За окном никакого атомного гриба Махортов, естественно, не увидел. Там было темно и шел дождь, капли которого монотонно барабанили по откосам.
– Вы хоть понимаете, что подставили под угрозу ответственное мероприятие? – после непродолжительной паузы спросил Махортов и по отечески посмотрел на молодых лейтенантов.
Злобы или других негативных чувств к этим молодым сотрудникам у Махортова, конечно же, не было. Более того, в глубине души он их поддерживал. И если бы он оказался на их месте там, в кафе, то, скорее всего, поступил бы также. Техника, хоть она и суперсекретная, но, в конечном счете, все-таки просто груда микроскопических транзисторов, резисторов и еще бог знает чего. А люди… Люди, они живые. Но должностное положение обязывало говорить Махортову то, с чем он в душе не согласен.
– Вы хоть понимаете, что могло произойти?
Опера в знак согласия молча кивали, но не понимали полковника, считая его выжившим из ума службистом.
– Ладно, слава богу, все живы и техника не пострадала, – начал успокаиваться он.
– Вот она, Владимир Михайлович, – Алексей осторожно протянул ему вазу с цветами.
– Рано мне еще дарить цветы, – улыбнулся Махортов. – Вот помру, тогда дарите на здоровье.
– Тьфу на тебя, Михайлович, рано о смерти думать. Есть еще порох в пороховницах.
– И ягоды в ягодицах, – засмеялся полковник.
Услышав смех, опера прибодрились и осторожно улыбнулись.
– Что лыбитесь? Мы еще на эту тему поговорим, – он пригрозил кулаком.
– Мы не лыбимся, товарищ полковник. Понимаем всю тяжесть нашего проступка и готовы нести любое наказание, – ответил Сергей и вытянулся в струнку. Его примеру последовал и Алексей.
– Ладно, ограничимся устным замечанием. Но в следующий раз…, – Махортов потряс указательным пальцем. – Вопросы есть?
– Никак нет, товарищ полковник.
– Если нет, то за инициативу и находчивость при сопровождении оперативно-технического мероприятия объявляю вам благодарность.
– Служим Отечеству, – в один голос произнесли опера.
– Все, давайте, сынки, по домам, отдыхайте. Завтра трудный день, – Махортов пожал им руки, и опера удалились, оставив двух старших офицеров наедине с бутылкой коньяка…
Н-ск, следственная тюрьма, 19 января 2003 года, 12 часов 29 минут
– Именно в тот день решение и созрело. Нельзя сказать, что оно появилось ниоткуда. Все к этому шло. Вокруг меня сгущались тучи. С одной стороны наседала местная братва, которая в любой момент, как говорится, могла свести дебет с кредитом, и тогда в лучшем случае меня ожидала длительная командировка в медицинское учреждение, в худшем – холодный металлический ящик в городском морге. С другой стороны меня приперли менты и органы ФСБ. Ну сколько я мог ломать перед ними комедию? День, неделю, месяц? Не больше. С третьей – налегали кредиторы. Для вас ведь сейчас не секрет, что таковых было немало. Да и вообще, надоел мне ваш городишко. Поэтому и решил я валить из него. Засобирался в дорогу и ждал удобного случая. И он, на тебе, пришел. Представляете, в один прекрасный день, моя подруга заявляет: «Андрюша, отец в тяжелом состоянии, нужна квалифицированная медицинская помощь. Деньги роли не играют!» И в этот момент я понял: удача на моей стороне.
– И у тебя что, нет угрызений совести? – спросил его Калинин.
– Оставьте, гражданин начальник, мою совесть в покое, – его доселе доброжелательное лицо мгновенно превратилось в оскаленную блатную харю. – Я живу по другим законам. Они вам непонятны.
– По законам джунглей?
– Во, во. Выживает сильнейший. Так что, совесть здесь не причем. Надо же как-то выживать…
г. Л-ск Н-ской области, 2 ноября 2002 года, 7 часов 20 минут
Несмотря на барабанивший по оцинкованным откосам деревянного окна дождь, настроение у Ирины было праздничным. Наконец-то вчера вечером Андрей сделал ей официальное предложение стать его законной супругой. Это был самый счастливый день в ее жизни. Весь вечер в ее глазах стояли слезы умиления, готовые пролиться в любой момент. Но она сдерживала себя, направляя свой душевный порыв на предстоящие свадебные хлопоты.
Избыток чувств, так и хлещущих наружу, дал о себе знать в постели. Женщина балансировала на грани между сном и бодрствованием, ее мысли вышли из-под контроля и крутились вокруг насущных проблем. Лица ее родственников и знакомых долго мелькали перед ее взором, пока не пришел глубокий сон с яркими, сочными сновидениями.
Она находилась в какой-то незнакомой комнате с огромным зеркалом, перед которым в одиночестве наряжалась в белое свадебное платье с кружевами. Где-то подсознательно ей казалось, что гости уже собрались и ждут ее в соседнем помещении, откуда доносился недовольный приглушенный шум, заставлявший сильно нервничать. Это волнение сказывалось на ее движениях. Руки никак не могли застегнуть многочисленные пуговицы на платье. Проходила целая вечность. Шум за стеной затихал. Гости расходились по домам. Вдруг Ирине показалось, что стены комнаты начали смыкаться вокруг нее. Перехватило дыхание. Она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Лоб покрылся капельками пота, руки дрожали. Она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Комната становилась все меньше и меньше. Уже можно было, не сходя с места дотронуться до любой ее стены. Еще чуть-чуть, и они раздавят ее, сотрут в порошок, и не будет ни свадьбы, ничего не будет…
Бросив бесполезное занятие, Ирина протянула руку, открыла единственную дверь и шагнула навстречу хлынувшим потокам солнечного света. Он был столь ярким, что она невольно зажмурилась на время, потеряв способность видеть. А когда глаза привыкли, то перед ней предстала ужасная картина. Посреди огромного зала стоял гроб. Люди в темных одеяниях и с траурными выражениями лица расположились вокруг него. Что-то заставило ее подойти к гробу. Там лежал ее отец. Увидев его, она бросилась к нему на грудь и громко зарыдала. И в этот момент, кто-то стал сильно трясти ее за плечо и называть по имени.