Пленный склонил голову, как провинившийся школьник.
– Вы правы, господин капитан. Настоящая моя фамилия Григореску. Когда меня мобилизовали, я оканчивал Кишиневский университет, – при воспоминании об учебе он вздохнул как о чем-то давнем и почти неправдоподобном. – И чин у меня теперь – младший лейтенант. Всего месяц назад присвоили. Если говорить по правде, когда-то я мечтал стать военным, однако в Красной армии мне, беспартийному молдаванину, вряд ли присвоили бы офицерский чин, – сокрушенно развел руками пленный, сожалея о том, что наполеоновской карьеры у него так и не получилось.
– Вот теперь в моем восприятии тебя, солдат, – так и не отказался Гродов от подобного обращения, – как и в моем понимании происходящего, все выстраивается более или менее логично.
– Только вы ведь обещали…
– Ты знаешь, солдат, как я повел себя с плененным на румынском берегу Дуная капитаном Олтяну и его солдатами. Поэтому прекрати нытье и веди себя, как подобает офицеру.
– Хочется верить, что вы и в самом деле человек слова, господин капитан.
24
Передав пленного под опеку Жодина, комбат спустился в КП огневого взвода, которое служило запасным командным пунктом, и связался с отделом контрразведки флотилии. Он понимал, что на дворе глухая ночь, однако не поставить Бекетова в известность о том, что его бойцы блокировали группу румынских разведчиков, не имел права. Пусть даже извещение это состоится через адъютанта Бекетова.
Как только Гродов представился, дежурный тут же сообщил, что полковник ночует у себя в кабинете и уже не спит.
– Не знаю, будет ли удобно тревожить его сейчас. Может, просто передадите ему в виде телефонограммы?..
– Не беспокойтесь, товарищ капитан, вы входите в список лиц, которых приказано связывать с полковником в любое время суток, – сонно пробубнил дежурный. – Список этот передо мной.
– Странно, о подобном списке я почему-то не слышал, – признался комбат.
– Потому что только недавно составлен, причем самим полковником.
И в ту же минуту из трубки донесся приглушенный голос Бекетова:
– Я так понимаю, что румынская разведка решила удостоить тебя ответным десантным визитом? – предположил тот, стоически преодолевая дремоту.
– Иначе не решился бы звонить. К тому же тут случай особый: вновь появились кое-какие сведения о баронессе.
– О баронессе или от нее самой? – настороженно, с явным недоверием отреагировал начальник контрразведки.
– К сожалению, только о ней.
– В любом случае, излагай, – мгновенно прервал остатки своей сонливости Бекетов. – Коротко, но предельно… и по сути интересующего нас предмета.
Именно так: «предельно… и по сути» Гродов и попытался изложить смысл происходящего сейчас на батарее и в ее окрестностях. Не прерывая его рассказа, полковник обратился к дежурному, чтобы распорядиться:
– Быстро подготовь машину и посыльный катер штаба военно-морской базы. Ну что ты застыл? Шевелись.
Когда капитан поведал ему обо всем, что удалось выудить у плененного младшего лейтенанта, Бекетов задумчиво произнес:
– Сомнений быть не должно, это действительно она.
– Ни я, ни пленный и не подвергают этот факт сомнениям.
– Только в оперативном псевдониме мы ее в титуле явно понизили до «баронессы», поскольку румыны и немцы чтут ее как «графиню».
– О титуле графини я, товарищ полковник, ничего не говорил.
– Не лови меня на слове, о «графине» мне известно из других источников. Впрочем, сама Валерия видит себя если не принцессой, то, по крайней мере, герцогиней.
– И все то, о чем говорит пленный, может оказаться жестокой правдой?..
– Самой что ни на есть жестокой. Причем теперь уже без «может», – резко прервал его полковник. И Дмитрий вздрогнул еще раз:
«Только не это! Неспособна была Валерия так вот взять и… предать, – так и не нашел капитан более точного определения всему тому, перед чем поставила его эта авантюристка от разведки. – И вообще, не могла вся эта блестяще задуманная операция по переброске баронессы через Дунай столь быстро и бесславно провалиться!»
– Вдруг, почувствовав провал, баронесса решила спастись именно таким образом?
– Об этом поговорим при встрече, – вновь сурово осадил его полковник, явно не полагаясь на секретность даже секретного подземного кабеля, который напрямую соединял штаб военно-морской базы и КП батареи. – Теперь главное – не упустить твоего «дунайского крестника» капитана Олтяну. Причем не только потому, что он оказался в нашем тылу в ипостаси диверсанта.
– Понимаю, – неуверенно заявил комбат.
– Вряд ли действительно понимаешь, не в упрек тебе будет сказано. Пусть твои ребята запрут его в подземелье и держат.
– Бойцы уже приступили к операции. Через несколько минут я тоже выдвигаюсь.
Румынский офицер уже сидел в коляске мотоцикла со связанными спереди руками.
– Ну это лишне, – проворчал комбат, однако Жодин оказался человеком осторожным:
– Враг – он и есть враг, даже такой хлипкий. Если не мертвый, то пусть хотя бы связанный. Румын все-таки…
У расположенного на крутом склоне оврага «лисьего лаза» Лукаш оставил четверых бойцов под началом командира взвода охраны Кириллова. При свете угасающей предрассветной луны комбат увидел, что младший лейтенант, в паре с одним из своих пехотинцев, засел в ложбинке, выше по склону; два остальных «охранника» – по сторонам. Поскольку, по словам пленного, выбираться из лаза можно только ползком, то шансов прорваться сквозь засаду у диверсантов не было, особенно теперь, когда численность краснофлотцев увеличилась.
– Пытались поговорить с этими «катакомбниками»? – едва слышно поинтересовался Гродов, присаживаясь на корточки рядом с Кирилловым.
– Приказано было вести себя тихо, чтобы не вспугнуть; дать время политруку и старшине войти в подземелье.
– А что, тактика правильная…
– Диверсанты как-то проявляли себя?
– Создается впечатление, что их там вообще нет, в степь куда-то ушли.
– Лаз этот пологий, – уточнил пленный, который уже чувствовал себя полноценным участником операции. – Тянется метров двадцать, затем еще приблизительно столько же длится узкий штрек.
– И что это нам дает? – поинтересовался Гродов.
– Представление о том, в какой местности придется действовать, – парировал Григореску. – Разве этого мало? Кстати, в конце прохода появляется выработка размером с небольшую комнатушку, с несколькими нишами и тупиковыми ходами. Сам лаз сужается метрах в десяти от выхода.
– Ты смотри, обстоятельный какой! – подозрительно покосился на пленного Жодин. – Хоть и румын.
– Я ведь уже объяснял, что не румын, а молдаванин, – отреагировал Григореску.