– Я кто вам сказал, что я лейтенант Ботушану? – медленно, спокойно спросил комбат, стараясь как можно правильнее произносить молдавские слова. – Кто посмел? Никакого лейтенанта здесь нет. Вы имеете честь говорить с капитаном Гродовым, командиром береговой батареи, тем самым Черным Комиссаром, который в июне – июле был комендантом «румынского плацдарма» на западном берегу Дуная.
– С Черным Комиссаром?!
– Ну да! Что это вы так разволновались, полковник?
– Это действительно вы?..
– Какой же вы, ей-богу, недоверчивый…
– … То знайте, что мы повесим вас, живого или мертвого, на центральной площади Одессы. Вы слышали: живого или мертвого!
– Это еще когда будет и будет ли вообще. А следующей ночью я совершу еще один рейд, у этого же пруда, но теперь уже в рамках операции «Королевский кошмар», название которой станет и названием моего трофейного броневика. Кстати, не подскажете, как мне напрямую связаться с маршалом Антонеску? Хочу высказаться по поводу боеспособности его, извините за выражение, армии.
14
Он погружался в черноту ночного штиля и выходил из нее, чувствуя себя существом, живущим в море и… благодаря морю. Его крепкое мускулистое тело истосковалось по таким мощным движениям, по стихии, которая способна дарить свободу силы и духа; по простору, не ограниченному ни стенами казематов, ни линиями окопов…
У войны, оказывается, существовали свои законы, у лета – свои. После некоторого похолодания вода в море вновь по-настоящему прогрелась, и теперь небольшие извилистые пляжи, врезающиеся своими каменистыми овалами то в море, то в нетронутую, первозданную степь, представали тем последним, что осталось от мирного бытия этого бредящего миражами вечности края.
Выставив из бойцов охранного взвода дальние заставы, а также отправив на шлюпке в сторону лимана морскую разведку, Гродов позволил батарее устроить себе первое со времен боевых действий в Восточном секторе вечернее купание. Да, при этом он категорически запретил какие-либо выкрики и вообще всякое проявление ребячества, поскольку ночью голоса с моря слышны довольно далеко; того и гляди, накличешь любопытство вражеских артиллеристов. Тем не менее бойцы были признательны ему за это «поощрение морем», за подаренный осколок мирной жизни.
Увлекшись, Дмитрий все дальше уходил в море, смещаясь при этом в сторону лимана. Опомнился, лишь когда услышал позади себя пронзительный, хотя и слегка приглушенный свист.
– Ты, Мищенко? – спросил капитан, увидев скользящую неподалеку тень рейдерской шлюпки.
– Я, товарищ комбат, – последовал ответ мичмана, направившего лодку навстречу капитану. – Мы подобрали на берегу сержанта Жодина и Женьку Юраша. Третий разведчик, старший краснофлотец Коробов, судя по всему, погиб в перестрелке, прикрывая отход.
– Почему считаете, что он погиб, Жодин?
– Видел, как на холме, прямо рядом с ним, взорвалась граната. Вслед за взрывом на возвышенность ворвались румыны.
– Почти убедительно, – мрачно признал Гродов. Он хотел еще что-то сказать, однако мина с воем вонзилась в прибрежную гальку, вулканически извергнув после себя султан из воды и камней. Вторая взорвалась уже в нескольких метрах от берега, но Гродов сразу же понял: это еще не вилка, которую третьим снарядом надлежит переполовинить, накрывая цель. Просто пока что стреляют на шум. И не ошибся: третью минометчики положили неподалеку от командного пункта батареи. Но и туда мина была послана случайно.
Рассчитанная на четверых шлюпка уже была наполнена, поэтому комбат просто ухватился рукой за свисавшую с кормы причальную цепь и приказал гребцам ускоренным темпом идти к причалу, на котором осталась его одежда.
– Но ты докладывай, сержант, докладывай, – подбодрил он Жодина. – Командир, он ведь и за кормой командир.
– На восточном берегу лимана и за Сычавкой усиленно накапливается пехота, которую подбрасывают сюда на машинах. По нашим прикидкам, не менее двух десятков машин уже рассредоточены между берегом моря и дамбой. Сколько там солдат, сказать трудно, но, полагаю, не менее двух батальонов румын наберется.
– И, наверное, до роты немцев, – добавил юнга. – Я слышал немецкую речь. В самом селе и за ним, у Николаевской дороги.
– Вот кто у нас настоящий разведчик, – похвалил мальчишку Гродов. – Давно пора представить к медали, да все некогда было. Сегодня же усажу писаря батарейного за наградную бумагу.
– Надо бы на рассвете открыть огонь по скоплению противника, товарищ капитан, – предложил сержант.
– Если бить по селу, жителей местных перебьем. А начнем бить по окрестностям, румыны и немцы тут же расползутся по степи как тараканы. Только снаряды зазря истратим, которых и так становится все меньше. Поэтому применим тот же метод, который использовали во время боя за булдынскую дамбу: дадим им втянуться на всю длину этой почти полуторакилометровой перемычки и тогда уже по-настоящему, по-одесски поговорим с ними «за жизнь».
Растерев тело полотенцем, Гродов быстро оделся и, войдя на командный пункт, попросил связать его с полковником Осиповым. Когда командир морских пехотинцев взял трубку, капитан начал извиняться, однако в ответ услышал добродушно-заинтригованное:
– Что, опять какую-то каверзу в отношении противника задумал, комбат?
– Причем весьма-а поучительную.
– Тогда чего извиняешься? Выкладывай.
Вкратце изложив ему данные разведки, а также план операции «Дамба», он попросил полковника, чтобы тот распорядился по поводу совместного проведения ее с подразделениями, расположенными на западном берегу лимана, у Николаевской дороги.
– Не волнуйся, распоряжусь, – успокоил его полковник. – Ты же знаешь, что к твоей батарее мои пехотинцы относятся с трепетом.
– Так вот, мне побольше бы сейчас этих самых «трепетных» штыков. Сколько сумеете выделить от щедрот своих командирских?
– Считай, что рота краснофлотцев и рота ополченцев, которые прикрывают сейчас правобережье в районе перемычки, на ближайшие двое суток находятся в твоем подчинении.
– Солидно. Две роты – это стоит уважения.
К четырем утра Гродов уже был на батарейном наблюдательном пункте, обустроенном на прибрежной возвышенности, в каменистом склоне которой образовалась небольшая пещера, где можно было укрываться во время артобстрела или нападения авиации. Вместе с ним находились отделение бойцов из взвода охраны и отделение разведки, которые становились последним резервом капитана в случае истощения румынами передовой линии обороны.
Зная, что прорыву через дамбу обязательно будет предшествовать артналет, комбат предложил командирам рот увести основную часть своих бойцов под прибрежные кручи, оставив на позициях лишь небольшой заслон.
– Понятно, – объяснил им свой замысел, – что сначала противник пошлет на прорыв две штурмовые роты, которые должны оттеснить нас и закрепиться на правом берегу лимана. Так вот, препятствовать этому особо не нужно. Важно оголить ту часть берега, которая уводит на север, в сторону Булдынки, не подпуская румын и немцев к морю.