– Это не делает вам чести, подполковник, – мрачно констатировал атаман, отирая кулак от крошек на столе.
– Последнее, что я вам скажу по этому поводу, – командование Квантунской армии не будет препятствовать засылке ваших отрядов в Забайкалье, считая, что продолжение Гражданской войны между русскими не может вредить японским интересам в этой части Азии.
– И на том спасибо.
– Да, и еще… Мы по-прежнему заинтересованы в успешном завершении операции «Великий странник Востока».
– Это еще что за операция?
– Вы не в курсе? Так называется в досье нашей разведки великий поход вашего легионера – полковника Курбатова. – И тут же уточнил: – В завершении теперь уже её берлинского этапа.
– Лихое название. Только следовало бы вам знать, подполковник, что операция эта, которая в моем штабе именовалась «Маньчжурские стрелки», уже завершена. Курбатову осталось разве что нанести визит фюреру, к чему он не очень-то стремится.
– Наша разведка долгое время вела ваших маньчжурских стрелков и восхищалась их действиями.
– Знаю. Особенно до тех пор, пока мои казаки шли по азиатской части России, – признал генерал. – Кое-какие отголоски ваших «проводов» до нас время от времени доходили.
– А вот группа поручика Живалова погибла, – напомнил ему японский офицер.
– По-солдатски, геройски погибла, – позволю себе уточнить.
– Не собираетесь ли послать еще одну группу?
– Если только благословите.
– В зависимости от того, в какой сумме золотых иен это наше благословение должно будет выразиться, – неуверенно ответил подполковник. И стало ясно, он как-то совершенно упустил из виду возможные финансовые проблемы. – Но я поинтересуюсь. И Курбатова, стрелка вашего маньчжурского, тоже попытаемся нащупать. Если только он все еще жив. Пусть даже в Германии. В нашей разведке весьма сожалеют, что вместе с его группой не пошел ни один японец.
– С русской группой, идущей в форме советских солдат?!
– Ничего страшного. Он пошел бы под видом русского азиата. С лицом уйгура или горного таджика.
– Понятно. В таком случае для вас это было бы делом престижа, – щедро улыбнулся Семёнов. – Все, что связано с подполковником Курбатовым, теперь выгодно. И напрасно ваша разведка так невовремя потеряла его из вида. Мне бы и самому хотелось знать, где он сейчас, в какой операции участвует [63] .
– Видите ли, есть предположение, что он погиб, – неожиданно молвил Имоти.
– Вра-нье! – не задумываясь, возразил атаман. – Мне известно, что он проходит подготовку в особой разведывательно-диверсионной школе в замке Фриденталь, под Берлином.
– Проходил. Но в последние дни следы его затерялись.
– Это они для ваших агентов… затерялись, – иронично уточнил Семёнов. – На самом же деле СД, наверное, глубоко засекретила его дальнейшую подготовку. Знать бы только, к чему именно.
– Кстати, могу сообщить, что та часть группы Курбатова, которая осталась в России, погибла в бою, где-то на левом берегу Волги. Сведения об этом получены от нашего башкирского агента.
– А вот за эти факты спасибо. Очевидно, речь идет о группе подполковника Иволгина, мечтавшего поднять белое восстание на Поволжье.
Усевшись за стол, все подняли бокалы за священные руины и за души предков, вечно витающие над родовыми пепелищами. Затем выпили за Великую Германию, независимо от того, кто стоит и будет стоять во главе её. А потом – и за возрождение былого германского величия, независимо от того, на каких войнах оно добыто.
Шло время, а промежутки между тостами хозяин поместья по-прежнему заполнял многозначительным молчанием, хотя понимал, что гости не могут покинуть стены его дома, не услышав того главного, ради чего прибыли сюда из Фриденталя.
– Я остался совершенно безразличным ко всему тому, что написано в представленных вами письмах, господин оберштурмфюрер, – сразу же после очередного тоста, в самую неожиданную минуту, когда офицеры еще сидели с бокалами в руках, произнес Хранитель Руин.
Курбатов исподлобья взглянул вначале на него, затем, встревоженно, на Виктора фон Тирбаха. Он опасался, как бы наследник руин Шварцтирбаха не вышел из себя, не взорвался гневом прямо здесь, за столом. И был приятно удивлен, когда тот довольно благодушно ответил:
– Наверное, этого следовало ожидать. Незнакомый, невесть откуда взявшийся бродяга-диверсант, – пожал он плечами, – претендующий на этот благословенный Богом кусочек земли. Я и сам отнесся бы к такому человеку с недоверием.
Хранитель выслушал его с непроницаемым лицом, согласно кивнул, удовлетворённый реакцией маньчжурского стрелка, и в том же тоне продолжил:
– Скажу вам еще решительнее: я почти уверен, что вы не имеете никакого права на наследование поместья и замка.
– Но мой отец…
– Как не имеет его и ваш досточтимый отец, – прервал его хозяин. – Поверьте, в суде я доказал бы это очень просто.
– Тогда что же вас останавливает?
– Осознание того, что в этом мире не осталось иного фон Тирбаха, который бы принял из моих слабеющих рук родовой герб и рыцарский меч. Вот я и подумал, что, наверняка, хоть какая-то доля крови Тирбахов в вас все же бурлит. К тому же вы – офицер и, судя по всему, храбрый: представили самые отличные рекомендации, в том числе и от Скорцени.
– Как бывший командир группы диверсантов, в которую входил барон Виктор фон Тирбах, могу представить точно такую же письменную рекомендацию, – молвил Курбатов. – Настоящий воин, истинный диверсант, смелый и мужественный. Слово офицера и дворянина.
– Не утруждайте себя писаниной, князь, вашего слова достаточно. Завтра же я отправляюсь в город и надлежащим образом оформлю все необходимые документы.
– Решительный шаг.
– Хотя замечу, что со вступлением в СС вы, барон фон Тирбах, явно поторопились. Как, впрочем, и Скорцени, который к тому же оказался в составе руководства СД. Если мы окажемся на территории, занятой союзниками, это станет очевидным.
– Нам известно ваше отношение к войскам и, в частности, к СД и гестапо, – вклинился в их разговор фон Бергер. – Однако благоразумнее не продолжать разговор в подобном русле.
За столом воцарилось неловкое молчание. Речь ведь шла не только об отношении к опоре германского режима, но, прежде всего, к новообращенному эсэсовцу Виктору фон Тирбаху.