– Выковыривать их оттуда не собираетесь?
– Слишком мало людей, чтобы терять их во время штурма вражеской обороны. Да и какой в этом смысл?
– Потому и звоню, что никакого. Сейчас мы проведем артналет на две румынские батареи, которые засечены разведкой вашего полка и корабельными пушкарями. А как только мои орудия умолкнут, имитируйте атаку.
– Какую еще атаку? – полусонно спросил Гродов, приваливаясь спиной к стенке штабного грота. Он смертельно устал и стремился сейчас только к одному – поскорее уснуть. Хотя бы на часок. – И вообще, какого дьявола?!
– Главное – не увлекайтесь, – спокойно объяснил свой замысел Ковальчук. – Человек двадцать выскочили из окопов, прокричали свое бессмертное «Полундра!» – и залегли. А еще лучше – сразу же ползком назад.
– То есть, важно, чтобы, для большей поражаемости, противник лег на бруствер.
– Чувствуется логика артиллерийского мышления, товарищ майор.
– И, похоже, что у тебя приказ: «Снарядов не жалеть!», раз ты сам напрашиваешься на артналет. В таком случае признавайся: когда будешь разряжать орудия в воздух?
– До семи утра. Тайны в этом особой нет, все равно рванет так, что у ваших морячков бескозырки с голов посрывает. Ничего не поделаешь, существует реальная угроза прорыва врага и захвата батареи, – проговорил Ковальчук таким извиняющимся тоном, словно это от него зависело: взрывать орудия или не взрывать.
– Она действительно существует, – морально поддержал его Гродов. Как никто другой, он понимал, что сейчас творилось на душе у командира, которому через несколько часов придется собственными руками уничтожить свою же батарею.
– Во всяком случае, так считают в штабе оборонительного района.
– Понимаю, что такие приказы рождаются не в дивизионной канцелярии. Вот только нам, с нашими потерями, от этого не легче.
Ковальчук снова как-то виновато посопел в трубку.
– А значит, и вам приказ на отход последует уже завтра. Словом, знакомая ситуация. Разве не так, товарищ бывший комбат береговой?
– До боли в висках, – проворчал Гродов, прекрасно понимая, что после потери и этой береговой батареи долго им на восточных рубежах не продержаться.
– Мне нужны точные ориентиры расположения окопов противника и, если таковые имеются, его тылов.
– Ориентиры ты, комбат, получишь, – заверил его майор и тут же приказал ординарцу, который как раз появился в гроте, разыскать старшего лейтенанта Лиханова.
Не прошло и пяти минут после разговора Гродова с командиром береговой батареи, как со стороны Григорьевки, где расположились вражеские орудия и тыловые подразделения, донеслись первые разрывы снарядов.
– Это что, артподготовка перед вечерней атакой? – вместе с эхом третьего взрыва появился на пороге грота-землянки Лиханов.
– Можно считать и так.
– Тогда почему нет удара по окопам противника?
– Вот сейчас мы его и спровоцируем, – спокойно пообещал майор, не отрывая взгляда от карты Восточного сектора обороны. Выдели по двадцать бойцов от каждой роты и, как только артобстрел Григорьевки прекратится, поднимай это воинство в атаку. Побольше крика, шума, пальбы… Но бежать до первых выстрелов противника, причем делать это не слишком резво. Затем залечь и пятиться к окопам.
– То есть атака должна быть ложной?
– Дальше в бой опять вступит батарея Ковальчука.
– А наши орудия?
– При чем здесь наши орудия? Нам избавляться от снарядов пока что не нужно.
Они встретились взглядами и помолчали. Лиханову не нужно было объяснять, что скрывается за подобным «избавлением» и к чему приведет гибель второй береговой батареи.
– Вот, значит, как у нас теперь обстоят дела… – угрюмо проговорил он после некоторой заминки. – И в Южном секторе ситуация, думаю, не лучше.
– Что ж, спектакль так спектакль. Сейчас я сформирую отряд самураев, и мы им такое светопреставление устроим…
Прежде чем поднимать бойцов в атаку, майор все же приказал «сорокапяточникам» произвести по выстрелу на орудие, а затем передал по цепи:
– «Ура» и «полундра» орать во все глотки. Бежать не далее десяти шагов. После этого – залегаем и открываем неспешный прицельный огонь.
– Вы что, намерены лично вести бойцов? – встревожился Лиханов, который уже приготовился к тому, что поднимать в атаку своих самураев придется все-таки ему.
– Чтобы не терять остроту ощущения, в очередной раз испытать себя на способность выйти из окопов под пули врага, пойти на его штыки.
– Это вам все еще хочется испытывать себя, товарищ майор?! С какой стати? По-моему, у вас это всегда получалось. Причем совершенно естественным образом.
Гродов снисходительно улыбнулся.
– Никакие возражения по этому поводу восприниматься не могут, – упреждающе покачал головой Лиханов.
Комбат запрокинул голову и, глядя на предвечернее поднебесье, улыбнулся еще раз, более загадочно. Только он один имел право знать, каких нервов и какой выдержки стоила ему эта «естественность».
– Жодин, вспомни Румынский плацдарм, наши «концерты» перед атакой! Твой выход на манеж, сержант! – скомандовал Дмитрий, прежде чем поднять бойцов в общую атаку.
– Есть на манеж!
– Примкнуть штыки!
В общем-то, команда вырвалась у Гродова как-то случайно. Предполагалось, что атака будет потешной, и до штыковой дело дойти не может. Просто в последнее время воинственный призыв «примкнуть штыки!» стал для комбата не только своеобразной поговоркой, но и жизненным девизом. Однако отменять ее было уже поздно.
– Примкнуть штыки! – подхватили по всей линии траншей с такой готовностью, словно только что объявили об увольнении в город или выдаче дополнительного пайка.
– Владыка, Малюта и все прочие горластые – на бруствер! Свистать всех добровольцев наверх! Дистанция от локтя к локтю – пять шагов! Остальным – поддерживать атакующих огнем и криком.
Желающих набралось до двух десятков.
– Братва, полундра! – тут же выбрался из окопа Жорка. – За Одессу-маму!
– Полундра! – тут же понеслось из конца в конец Большеаджалыкского перешейка. – Рвать их на клочья, сволочей!
В ту же минуту ожили пулеметы, расположенные на Батарейной высоте и на прибрежных возвышенностях. Густой морзянкой отозвались сотни винтовочных стволов. И вот уже, вместо пилоток, на буйных головах морских пехотинцев появились бескозырки. Большинство бойцов на ходу срывали с себя все, что способно было прикрывать тельняшку. Так что когда командир батальона прокричал свое: «Добровольцы – в атаку!», его уже никто не слушал. Не только те, кто был отобран, но и многие другие решительно устремились в сторону вражеских окопов. И Гродову потребовалось немало усилий, чтобы после того, как румыны открыли огонь, прекратить атаку и уложить своих бойцов на землю. Едва ему это удалось, как прогрохотал первый залп береговой батареи. Потом еще и еще.