– Но румыны и немцы чуть ли не каждый день подтягивают к берегу новые батареи и пехотные части, а мы, кроме десантного отряда Гродова, не получили ни одного подразделения поддержки. Закоренелый факт. Поэтому в случае чего десантников придется бросать в бой чуть ли не с первого часа.

– Это ты так решил, старший лейтенант?

– Так ведь ситуация подсказывает. Закоренелый факт.

– Куда я попал? Что это за флотилия такая?! – проворчал Абрамов. – Что ни ездовой – то великий стратег.

– Да, тут хочешь – не хочешь… – в том же тоне ответил адъютант, однако благоразумно прервал себя на полуслове, чтобы не испытывать терпение контр-адмирала, нервы которого в последнее время и так были на пределе.

Щедров умолк, но не потому, что обиделся за «ездового». Он был бесконечно признателен командующему за подаренное ему офицерское звание. Для Абрамова не было тайной, что об офицерской портупее «пролетарский мичман», как называли этого уральца в его береговой интендантской базе, мечтал чуть ли не с той поры, как осознал себя. Не знал он только о том, что точно так же этот «пролетарский мичман» изводил себя мечтаниями о славе флотоводца.

К счастью, не знал, хотя и замечал, что в кое-какие тактические прожекты адъютант все-таки время от времени ударяется. И это тоже, как он любит выражаться, давно «закоренелый факт».

7

Этот поздний телефонный звонок застал Бекетова уже в проеме двери. Никаких спешных дел в этот вечер у него не предвиделось, и полковник вознамерился поехать в Аркадию, чтобы хоть немного посидеть на берегу, «подышать морем». Туда же, в точно назначенное время, должны были подъехать его жена и двенадцатилетняя дочь. Этот благословенный Богом курортный район города полковник открыл для себя только неделю назад и был настолько поражен красотой прибрежных холмов и морским заливом Аркадии, что теперь уже мечтал о том, чтобы где-нибудь поблизости построить небольшой рыбачий курень и завести лодку. Причем Бекетов был так увлечен этой мечтой, что совершенно не заботился о реальности ее осуществления: главное – породить идею, чтобы затем увлечься ее «призрачными замками».

Как оказалось, на проводе секретной связи был комендант дунайского сектора береговой обороны полковник Просянов. Вот уж чей голос он услышать сегодня не надеялся.

– Кажется, в наших руках оказались как раз те, кто вам нужен, полковник, – раздался в трубке низкий, прерывистый голос Просянова.

– Конкретнее, – суховато потребовал Бекетов.

– Контрабандисты. Отец, Прокопий Анкудинов, и два сына. Из липован, то есть местных русских старообрядцев, когда-то давно расселившихся по обе стороны устья.

– Но эти – с нашего берега?

– С румынского. Это худший вариант? Насколько я понял, вам нужен был человек с того берега.

– Это лучший из возможных вариантов, – по слогам произнес Бекетов.

– Я предложил Анкудинову-старшему выбор: то ли смерть в каком-то из сибирских лагерей, то ли он контрабандно переправляет одного человека на тот берег, пока его сыновья будут у нас в заложниках. После чего он прибывает на наш островок, забирает своих сыновей и свой товар, а также получает две суммы денег. Одну – дабы не возвращался домой с пустыми карманами, а другую – для взятки офицеру-пограничнику, который «держит» эту контрабандистскую тропу.

– О деньгах я завтра же поговорю с начальником разведуправления флота и с представителями других компетентных органов, – заверил его Бекетов.

– Надо бы, надо. Не каждый день представляется такая возможность – проложить тропу через границу. Кроме того, я взял на себя смелость заверить Прокопия, что у него появился выбор: оставаться вместе с сыновьями у нас, – к слову, жена его погибла от укуса змеи, – или же возвращаться в Румынию. Но в любом случае его контрабандную тропу мы будем использовать на общее благо.

– И вновь ход мысли верный.

Бекетов и в самом деле был доволен миссией Просянова. Когда после совещания в штабе базы он излагал «дунайцу» свой замысел, то не ожидал, что тот отнесется к нему настолько ответственно, а главное, станет лично столь настойчиво заниматься его заботами.

– Как он настроен по отношению к России?

– Сказал, что власть у нас безбожная, а Россия святая. Но ведь таким подходом не удивишь, разве не так?

– Его политические взгляды меня мало интересуют. Важно, чтобы не предал.

– Вообще-то, старообрядцы – мужики суровые. Если уж они дают слово, то придерживаются его. Тем более что к румынской власти он относится с откровенным презрением, как, впрочем, и к самим румынам.

– Но мы с вами простим ему этот грех. Для нас важно, чтобы Прокопий Анкудинов честно и праведно послужил своему историческому отечеству. Кстати, где он сейчас находится?

– В Килие, на местной базе катеров флотилии. Но сама «тропа» проходит южнее, ближе к Вилково.

– Завтра к восемнадцати ноль-ноль я со своим «контрабандным товаром» постараюсь прилететь в Килию. С вами и с ним встречаемся в отделе контрразведки базы.

– Значит, уже завтра? – озабоченно уточнил Просянов, не ожидавший, что события будут развиваться с такой стремительностью.

– А времени у нас почти не осталось. И вы понимаете, о чем идет речь. У вас возникают сомнения?

– Надо бы еще раз переговорить с Анкудиновым, теперь уже зная ваши возможности и намерения.

– Желательно, чтобы послезавтра к ночи его лодка ушла к западному берегу. Наши пограничники будут предупреждены и всячески поспособствуют. Все, завтра – в Килие.

Времени слишком мало, как бы оправдывался Бекетов перед самим собой и перед Валерией Лозовской, которой как раз и надлежало стать тем «контрабандным товаром», коего нужно будет переправить на румынский берег. Он понимал, что само развертывание операции происходит в суете и спешке. Но слишком уж важно было, чтобы Баронесса как можно скорее оказалась на том берегу вместе с рацией, усиливая тем самым позиции лишь месяц назад появившегося там советского резидента.

Причем с недавнего времени в переброске Баронессы оказались заинтересованными не только в разведке Черноморского флота, но и в Главном разведывательном управлении армии, для которого появление на румынском направлении такого «агента с перспективой», как Валерия, стало настоящей находкой. А все потому, что в былые времена самому этому направлению никто особого внимания не уделял: другое дело – рейх, Франция, Британия…

Как бы там ни было, а полковник все явственнее ощущал ответственность, которая наваливалась на него, и за судьбу операции, и за судьбу Валерии. Впрочем, предаваться страхам и чувственным самобичеваниям уже некогда. Маховик операции «Последний гонец», как предложила назвать ее сама Лозовская, давно запущен, и, казалось, теперь уже не существовало такой земной силы, которая в состоянии была остановить его.