– Однако приказа на отход флотилии пока не было?
– Еще два дня назад штаб флота предупредил нас о возможности ухода флотилии с Дуная и потребовал провести все необходимые мероприятия, не ослабляя при этом боевых действий по защите наших рубежей. А как их ослабишь, если разведка доносит, что в районе Тульчи уже сосредоточено до шести тысяч вражеских штыков, части которых перебрасывают теперь на левый берег Тульчинского гирла [54] , в район поселка Тудор-Владимиреску?
– И нацелены все эти штыки, прежде всего, на мыс Сату-Ноу, – уточнил Гродов.
– Поскольку так географически складывается. Но огневую поддержку твоему плацдарму бронекатеров и береговой батареи штаб флотилии гарантирует.
А спустя час после этого разговора на связь вышел начальник крохотного гарнизона поселка Пардина мичман Мищенко.
– В поселок ворвалось около роты румын, – взволнованно прокричал он в радиомикрофон. – Ведем бой в районе пристани. На подходе два бронекатера. Мои потери: один убит, трое раненых. Вместе со мной в строю семь человек при двух пулеметах. Гранат нет. Патроны на исходе. Принимаю решение перебазироваться на мыс Сату-Ноу. Жду приказа.
– Приказываю перебазироваться! Благодарю за службу, мичман. Твою личную и всех твоих десантников.
– Так ведь старались же! – пробубнил Мищенко, вместо положенного в таких случаях уставного ответа. И тут же воскликнул: – Вижу катера! Они открыли огонь по поднимающимся в атаку румынам!
– Подтверждаю. Приказываю: ввиду сложившейся обстановки совершить посадку на катера и прибыть на мыс в мое распоряжение. Сейчас здесь каждый штык – на особом счету.
– Есть совершить посадку и прибыть. Вот только противника еще раз остужу.
На борт «Дакии» Штефана Олтяну доставили буквально за пять минут до того, как прозвучала команда капитана судна «Поднять трап!».
Капитана уже допрашивали в сигуранце, но все солдаты и жандарм, которые присутствовали в Пардине во время сдачи ее небольшого гарнизона, подтверждали: ситуация была безвыходной. К тому же они спасали не только свои жизни, но и мирных жителей. Поэтому ни в трусости, ни в предательстве обвинять капитана артиллерии агенты политической полиции не решались. А тут еще этим офицером сразу же заинтересовались в «СД-Валахии», причем от имени самого бригадефюрера СС фон Гравса.
А поскольку оставаться в Сулинском гирле бригадефюрер уже не решался – слишком уж заметным и заманчивым становилось его штабное судно для авиации и даже дальнобойной артиллерии противника, – то и капитана было приказано доставить на его борт немедленно. Тем более что из Сулины уже прибыл тральщик, который должен был проложить для «Дакии» путь до Галаца, очищая русло от вражеских мин.
– Признаюсь, что у нас было желание каким-то образом подставить вас русским: то ли в качестве перебежчика, то ли пленного, которому затем наши агенты помогли бы вырваться из лагеря, – попыхивал испанской сигарой фон Гравс, придирчиво осматривая офицера, представшего перед ним с изжеванным лицом и в таком же изжеванном мундире. – Но тот вариант знакомства с комендантом русского плацдарма, который был предложен судьбой, нас тоже устраивает.
– Лично у меня никакого восторга это знакомство не вызывает.
– В контрразведке, господин Олтяну, вообще мало чего случается такого, что способно вызывать восторг. Говорят, этот русский капитан, по фамилии Гродов, вел себя по-рыцарски. Он не только сдержал слово отпустить вас из плена, но и приказал перед этим перевязать. Это правда?
– Перевязка, господин бригадефюрер СС, происходила на глазах у всех моих солдат. Однако я категорически отрицаю, что при этом русский пытался каким-то образом завербовать меня или завести знакомство со мной. Нашим уходом мы спасали жизнь себе и нескольким десяткам гражданских лиц, нашедшим приют в церкви. Ну, а русские десантники всего лишь хотели установить полный контроль над поселком, чтобы обезопасить свое судоходство по реке.
Гравс глубоко затянулся, медленно выпустил несколько колец дыма, и только тогда холеное лицо его передернула снисходительная улыбка.
– Вы не в сигуранце, капитан. Я ни в чем не пытаюсь заподозрить вас, а посему не пытайтесь оправдываться в том, чего не совершали. К тому же прошу учесть, что это не допрос, а просто разговор, и что, извините, в данном случае меня интересуете не вы, а русский капитан.
– Ну, слава богу, – облегченно вздохнул Олтяну. – А то мне стали угрожать военно-полевым судом.
– Вы рано вздохнули, Олтяну. Сигуранца вновь примется за вас, если только выяснится, что вы отказались сотрудничать с «СД-Валахией».
– Но я же не отказываюсь от сотрудничества, – богобоязненно заверил его капитан.
– Вот и я уверен, что не отказываетесь. А куратор сигуранцы штандартенфюрер Кренц поддает эту мою уверенность сомнениям. – Он нажал кнопку, и в каюте тут же появился сам штандартенфюрер. – Итак, продолжим… К чему вас привели сомнения, господин куратор сигуранцы?
– Вот к этому письменному обязательству, текстом которого господин капитан Олтяну уверяет нас, что и впредь намерен сотрудничать с СД, – отточенным движением провинциального чиновника, он извлек из папки листик бумаги с отпечатанным на машинке текстом. – Здесь всего четыре пункта, каждый из которых продублирован на румынском.
– Только-то и всего?! Четыре пункта?! – артистично удивился фон Гравс. – Тогда о чем мы здесь говорим?
– Как только господин Олтяну подписывает это обязательство, СД тут же берет его как агента под кодовым псевдонимом Центурион, под свою защиту.
– Так подпишите же эту ничтожную бумажку, капитан! – возвел руки к небесам фон Гравс. Он воскликнул эту фразу с таким возмущением, словно устал уговаривать непонятливого, упрямого румына. – В чем дело?! Какого дьявола, во имя каких идеалов вы так долго упрямствуете?!
– Но я впервые слышу о каком-либо обязательстве, – нерешительно попытался оправдаться Штефан, однако германцы попросту не слышали его.
– Подайте капитану ручку, штандартенфюрер, пусть он подпишет ваше «чистописание» и покончим со всеми этими чиновничьими формальностями. Нам еще есть о чем поговорить, впереди у нас важная операция, впереди – сама война.
Олтяну прошелся взглядом по румынскому тексту, с тоской посмотрел на бригадефюрера, затем в иллюминатор, за которым все еще медленно проплывал ивовый берег реки, и, словно смертный приговор самому себе, подписал подсунутую ему бумагу.
– Вот, видите, штандартенфюрер, а вы сомневались в том, что капитан Олтяну подпишет вашу «купчую».
– Потому что подписывать бумагу о сотрудничестве с сигуранцей он отказался.