– Наконец-то я слышу голос истинного офицера, голос командира боевых пловцов, – пробормотал Умберто, отрываясь на несколько мгновений от чтения письма.
– Ну-ну, хотелось бы верить… – многозначительно поддержал его фон Шмидт. – Теперь это важно: услышать голос командира.
– Особенно если голос этот – командный.
«Поднимайте, – вернулся к чтению хозяин виллы, – старую гвардию „морских дьяволов“, в первую очередь тех, кто в годы войны базировался в районе Севастополя и кто хорошо помнит как особенности расположения военных причалов в его бухтах, так и особенности операций в окрестностях крымских портов и военно-морских баз.
Четырнадцать – пятнадцать „дьяволов“, таких как лейтенант Антонио Капраре или унтер-офицер Ливио Конченцо, будет вполне достаточно, чтобы совершить рейд к крымским берегам и освежить воспоминания молодости. Сам план операции „Гнев Цезаря“ обсудим позже. Но сразу же договоримся, что гнев этот должен оказаться таким же впечатляющим, как и гнев богов. Жду ваших предложений, Сантароне, пусть даже самых немыслимых.
Уверен, что к осени следующего года мы сумеем встретиться, однако уже сейчас формируйте группу и возобновляйте тренировки. Мы не позволим русским унижать имя великого римлянина. Наша месть настигнет их на любой военно-морской базе. Чем больше средств и труда вложат русские в модернизацию линкора, тем болезненнее окажется его потеря.
Узнав о передаче линкора „Джулио Чезаре“ русским, я поклялся отомстить им за наш позор. И клятву свою сдержу. В том числе – и с вашей помощью, Сантароне. Во всяком случае, очень на это надеюсь. Жаль, что не могу приступить к осуществлению этой акции прямо сейчас, немедленно, что значительно упростило бы операцию. Впрочем, к сложным заданиям нам тоже не привыкать.
Считайте, корвет-капитан, что моего „напутственного пинка удачи“ [11] вы уже удостоены».
Наткнувшись на слово «пинка», Умберто многозначительно хмыкнул и улыбнулся. Только «морские дьяволы» знали о существовании у боевых пловцов этой традиции, скорее, даже некоего ритуала. Перед выходом на задание, которое для многих оказывалось последним, каждый из них удостаивался благословения «напутственным пинком удачи», на который обычно расщедривался сам Валерио Боргезе.
Сантароне уже не смог бы припомнить, когда и как именно зарождался этот ритуал, однако пройти через него каждому из «морских дьяволов» представлялось делом почти святым – «пинок удачи» считался неотъемлемым атрибутом их воинского везения.
– Если мне не изменяет догадливость, это письмо – от фрегат-капитана [12] Боргезе? – спросил барон, смакуя налитое дворецким вино и закусывая его ломтиками сыра.
– От него, причем довольно неожиданное.
– От Боргезе… Да к тому же «неожиданное»… – повертел между пальцами ножку бокала оберштурмбаннфюрер СС. – А чего еще можно ожидать от таких людей, как он или Скорцени, кроме очередной диверсионной неожиданности? Так, о чем это он в письме?..
– Даже пребывая в тюрьме, командир боевых пловцов остается неплохо осведомленным по поводу того, что происходит на свободе.
– А посему, даже пребывая за решеткой, он, конечно же, не мог не откликнуться на сдачу линкора «Джулио Чезаре».
– На этот акт уже даже не военной, а нравственной капитуляции Италии, – протянул Умберто письмо барону, помня, что тот не только свободно говорит на итальянском, но и сносно владеет навыками чтения на этом языке.
– Ничего не поделаешь: каждая поверженная страна проходит через две фазы капитуляции – военную и нравственную, – по обыкновению своему, пробубнил фон Шмидт, уже пробегая взглядом текст письма, но тут же спохватился и, пытаясь оставаться справедливым, уточнил: – Кстати, Германии это тоже касается. Выражусь конкретнее: Германии это касается в первую очередь.
6
Январь 1949 года. Албанский конвой.
Борт крейсера «Краснодон»
Стоило командующему Влёрской базой произнести свое: «Какая поразительная осведомленность!», как Гайдук тут же мельком взглянул на контр-адмирала.
Внешне тот вроде бы никак не отреагировал, зато, воспользовавшись его замешательством, контрразведчик решил окончательно дожать этого несостоявшегося «черногорского Бонапарта». Как-никак, а в перечне лиц, ориентировки на которых Гайдуку пришлось вызубрить еще перед выходом конвоя в море, этот супруг наследницы черногорского престола, лишь по чистой случайности оказавшийся в должности командующего базой военно-морского флота Албании, значился первым.
Мало того, начальник контрразведки службы береговой обороны флота генерал Шербетов [13] , так и не отважившийся перейти во «флотскую иерархию», настоятельно советовал подполковнику сделать все возможное, чтобы как можно поближе познакомиться с этим влиятельным офицером. И не только потому, что, как предполагали в управлении разведки, со временем Карганов мог стать командующим албанским флотом.
Дело в том, что уже сейчас этот «проходимец мафиозного типа» почти официально командовал целой флотилией контрабандистов, действовавших на итальянских и греческих коммуникациях. И в связи с этим тоже представлял немалый интерес для советской разведки. Причем не только флотской. Иметь на этих коммуникациях, да с базированием на берегах дружественной Албании, свой надежный «контрабандистский» разведывательно-диверсионный канал… это дорогого стоило.
– Если не ошибаюсь, теперь этот генерал, ваш родственник, является заместителем военного министра народной Албании, ведающим, среди прочего, еще и возрождением флота. В чем мы – в возрождении вашего флота, – как союзники по борьбе и социалистической идеологии, тоже заинтересованы. Кстати, вам повезло, что офицерский диплом вы получали во Франции, которую в Албании воспринимают как недавнюю союзницу в борьбе с фашизмом, а не во «вражеской Италии времен дуче Муссолини».
– А вы, стало быть, не простой флотский офицер…
– Было бы странно, если бы начальник службы безопасности конвоя представился простым корабельным плотником или хлебопеком.
– Вот и я так полагаю. – Предаваясь ироническому настроению, Карганов имел обыкновение отклонять туловище чуть назад и в сторону, словно бы желал рассмотреть собеседника издалека и всего сразу. – А если вы еще и представитесь…