Спенсер казалось, будто сердце царапают острыми ногтями.
– Прекрати! – прохрипела она, едва не споткнувшись о пустую коробку от «Джей Кру», которую мать оставила на ступеньках.
Мелисса схватила Спенсер за руку и развернула кругом. Она приблизила свое лицо почти вплотную к лицу Спенсер. Ее дыхание пахло крепким кофе.
– Маленькая деточка хочет забрать у меня все, но знаешь, что я тебе скажу? Ты никогда не будешь иметь то, что есть у меня. Никогда.
Вся злость, что копилась в Спенсер годами, прорвалась наружу, затмила разум. Спенсер бросало то в жар, то в холод, то в холодную дрожь. Ярость настолько иссушила внутренности, что они словно съежились. Она прижалась спиной к перилам, схватила Мелиссу за плечи и начала трясти ее, как «Шар судьбы» [88] . Потом с силой отпихнула.
– Я сказала, прекрати!
Мелисса зашаталась, судорожно хватаясь за перила. Дикий страх промелькнул в ее глазах.
В сознании Спенсер медленно расползалась трещина. Но вместо Мелиссы она видела перед собой Эли. С таким же насмешливо-самодовольным выражением лица, в котором читалось: Я – все, а ты – ничто. Ты пытаешься украсть у меня все, что можно. Но этого ты не получишь. Спенсер уловила запах росистой влажности, увидела светлячков в темном небе, почувствовала близкое дыхание Эли. И в это мгновение неведомая сила вселилась в нее. Откуда-то из самых глубин вырвался крик агонии, и она рванулась вперед. Она видела, как ее рука толкает Эли – или Мелиссу? Они обе – Мелисса и Эли – падают назад, и слышится страшный хруст их расколотых черепов. Перед глазами прояснилось, и Спенсер увидела, как Мелисса все катится и катится вниз по ступенькам, оседая бесформенной кучей у подножия лестницы.
– Мелисса! – раздался истошный крик миссис Хастингс.
И все накрыло чернотой.
В начале десятого Ханна кое-как доковыляла до ворот планетария. Кто бы знал, что в придворном платье довольно трудно передвигаться. А также сидеть. И, наконец, дышать.
Начать с того, что оно оказалось чертовски тесным. Ханне понадобилась целая вечность, чтобы втиснуться в него, и еще дольше она застегивала «молнию» на спине. У нее даже возникла мысль позаимствовать у мамы корсет, но это означало бы, что придется снять платье и снова пережить пытку «молнией». Процесс настолько затянулся, что времени ни на что другое уже не осталось, и она так и не успела ни подправить мейкап, ни подсчитать съеденные за день калории, не говоря уже о том, чтобы перенести контакты со старой трубки на новый «блэкберри».
Сейчас ей казалось, что ткань платья еще больше съежилась. Платье врезалось в кожу и так плотно обтягивало бедра, что она даже не знала, как будет тянуть его вверх, когда приспичит пописать. При каждом движении она слышала, как рвутся тоненькие ниточки. А местами – скажем, на животе, под мышками и на заднице – подозрительно выпирал жир.
В последние дни она, конечно, переборщила с сырными снеками… и старалась не блевать. Неужели она так быстро набрала вес? А вдруг случился сбой в метаболизме? Что, если она превратилась в одну из тех девушек, которые толстеют уже от того, что только смотрят на еду?
Но она не могла не надеть это платье. Оставалась надежда на то, что ткань при носке чуть растянется, как кожа. Да и на вечеринке, скорее всего, будет темно, так что никто не заметит. Дрожащей походкой Ханна поднималась вверх по ступенькам планетария, чувствуя себя неуклюжим пингвином цвета шампань.
Она услышала грохот бас-гитары, доносившийся изнутри, и взяла себя в руки. Давненько она так не робела перед вечеринкой – с седьмого класса, когда Эли устраивала у себя Хэллоуин, а Ханна тогда еще чувствовала себя гадким утенком на грани превращения в прекрасного лебедя. Вслед за Ханной на вечеринку пришли Мона и ее шизанутые подружки, Чесси Бледсоу и Фи Темплтон, нарядившиеся в хоббитов из «Властелина колец». Эли смерила их взглядом и не преминула съязвить.
– Такое впечатление, что вы покрыты блохами, – рассмеялась она им в лицо.
На другой день Ханна вместе с мамой зашла в магазин за продуктами и увидела Мону с отцом в очереди у кассы. На лацкане джинсовой куртки Моны сверкала стразами булавка в форме тыквы – такие подарки раздавали всем гостям вечеринки. Мона носила булавку с гордостью, как будто принадлежала к кругу избранных.
Ханну кольнуло чувство вины за то, что продинамила Лукаса – он даже не ответил на ее письмо, в котором она отменила встречу, – но что ей оставалось делать? Ведь Мона простила ее в «Ти-Мобайл» и прислала бальное платье. Лучшие подруги всегда на первом месте, особенно такие, как Мона.
Ханна осторожно толкнула железную входную дверь. Оглушительная музыка тотчас накрыла ее волной. Она увидела голубоватые ледяные скульптуры, расставленные в главном зале, а за ними – гигантскую трапецию. Сверкающие планеты свисали с потолка, а над сценой растянули огромный экран «Джамботрон» [89] . На нем появилось увеличенное во сто крат лицо Ноэля Кана, который смотрел в телескоп.
– О боже, – услышала Ханна голос за спиной. Она обернулась. Наоми и Райли стояли у бара – в похожих, облегающих фигуру, платьях изумрудного цвета с миниатюрными атласными клатчами под мышками. Окинув Ханну оценивающим взглядом, Райли ухмыльнулась, прикрывая рот рукой. Наоми громко гоготнула. Ханна нервно втянула живот, хотя, наверное, платье уже сделало это за нее.
– Шикарный наряд, Ханна, – пропела Райли. Огненно-рыжая, в искрящемся ярко-зеленом платье, она походила на перевернутую морковку.
– Да, смотрится на тебе потрясающе, – вторила ей Наоми.
Ханна расправила плечи и зашагала прочь. Она обошла официантку в черном костюме с подносом крабовых котлеток, стараясь не смотреть на них, чтобы не набрать еще с полкило веса. Картинка на экране сменилась – теперь там блистали Николь Хадсон и Келли Гамильтон, стервозные прихвостни Райли и Наоми. Они тоже были в облегающих изумрудных платьях с такими же изящными атласными клатчами в руках.
– С днем рождения, Мона, поздравления от твоих преданных фрейлин! – кричали они, посылая воздушные поцелуи.
Ханна нахмурилась. Преданные фрейлины? Нет. Придворное платье не может быть зеленым – договорились же, что оно будет цвета шампань. Разве не так?
И вдруг толпа танцующих расступилась. Прямо навстречу Ханне двигалась белокурая красавица. Мона. В точно таком же, как у Ханны, платье от «Зак Позен» – том самом, которое они примеряли и подгоняли по размеру в бутике «Сакс». Только на ней платье не трещало по швам и не уродовало обтяжкой живот или попу. «Молния» не топорщилась, ничего не выпирало. Напротив, платье подчеркивало тонкую талию Моны и демонстрировало ее длинные стройные ноги.