Однажды, когда я едва не угодила в особо колючие заросли дикой ежевики, я почувствовала, как чьи-то руки подхватили меня за талию и попросту перенесли через колючки. Не успела я и ахнуть, Калвин Норрис аккуратно поставил меня на землю и вернулся на свое место в цепочке. Не думаю, чтобы кто-то заметил этот маневр. Джимми Фулленвалдер, единственный, кого бы это могло удивить, шел впереди, а остальные не обратили на нас никакого внимания.
Нашей команде ничего не попадалось: ни клочка плоти или одежды, ни отпечатка лапы или башмака, ни запаха, ни капельки крови. Откуда-то сбоку прокричали, что обнаружен полуобглоданный труп опоссума, но кто привел его в такое печальное состояние, выяснить не удалось.
Идти становилось все труднее. Джейсон иногда охотился с друзьями в этих лесах, и, думаю, они были единственными людьми в радиусе двадцати акров от нашего дома. Посему валежник валялся там и сям, молодую поросль тоже никто не расчищал. Все это сильно замедляло наше продвижение вперед.
Именно нашей группе посчастливилось набрести на оленью засидку, которую Джейсон с Хойтом построили пять лет назад.
Она располагалась на естественной поляне, протянувшейся с севера на юг. Стоя здесь, я поразилась, насколько густым казался лес – даже сейчас, зимой, соседние группы поиска были полостью скрыты деревьями. Время от времени издалека доносились голоса людей, но в целом было ощущение полной изоляции среди этих сосен, дубов, эвкалиптов.
Фелтон Норрис начал карабкаться наверх по лесенке, и это у него получалось таким странным, нечеловеческим образом, что я сочла за благо отвлечь разговором его преподобие Фулленвалдера. Я спросила, не планирует ли он службу во спасение моего брата. «Конечно же, служба состоится в церкви в воскресение», – был ответ. Более того, пастор приглашал туда и меня, чтобы мой голос тоже присоединился к молящимся. Мне нередко случалось пропускать службы по причине моего графика работы, да и бывать я предпочитала в методистской церкви, о чем Джимми Фулленвалдер не мог не знать. Но, тем не менее, я с благодарностью приняла приглашение. Тем временем Фелтон обследовал шалаш и объявил, что он пуст.
– Спускайся осторожнее, – крикнул ему Калвин, – лестница не очень устойчивая на вид.
Я понимала: Калвин просит своего земляка спускаться более по-человечески. И впрямь, движения оборотня стали более медленными и неуклюжими. Я поймала смеющийся взгляд Калвина и улыбнулась в ответ.
Очевидно, Кристалл надоело ждать у подножия засидки, и она улизнула вперед, хоть это категорически запрещалось. Мне только пришла в голову мысль: «Что-то я не вижу Кристалл», как раздался ее вопль.
В две секунды оба Норриса скакнули и скрылись из вида в направлении крика. Мы с пастором бросились следом. Я лишь надеялась, что впопыхах Джимми Фулленвалдер не обратил внимания на странный способ передвижения хотшотовцев. Где-то впереди слышался неописуемый шум – громкий хор воя и визга, в подлеске чудилось неистовое движение. Затем все перекрыл хриплый рев, вслед за ним раздался пронзительный визг, слегка приглушенный гущей деревьев.
Издалека послышались крики других поисковиков, встревоженных этим тарарамом.
Зацепившись каблуком за дикий виноград, я так шлепнулась на землю, что дух захватило. И хотя я тут же вскочила и бросилась бежать, пастор успел опередить меня. Сквозь поросль молодых сосенок вдруг раздался громкий звук выстрела.
«О Боже! – думала я на бегу. – О Боже!»
Маленькая полянка была полна шума и крови. Какое-то огромное животное буквально разорвали на куски, оросив ярко-алой кровью все вокруг. Однако это оказалась не пума. Второй раз в жизни мне довелось видеть дикую горбатую свинью – свирепого зверя, к тому же выросшего до таких невероятных размеров.
Те несколько мгновений, которые потребовались мне, чтобы опознать животное, стали его последними: свинья содрогнулась в конвульсиях и сдохла. В воздухе стояла невыносимая вонь. Удалявшийся треск и визг в кустарнике свидетельствовал о том, что свинья была не одна в момент, когда Кристалл напоролась на нее.
Но не вся кровь принадлежала свинье.
Кристалл Норрис сидела на земле у большого дуба, безостановочно ругаясь и зажимая рваную рану на бедре – джинсы девушки промокли от крови. Ее дядя и их общий родственник (уж не знаю, кем там приходился ей Фелтон) склонились над нею. Джимми Фулленвалдер стоял, по-прежнему держа на прицеле уже мертвую свинью. У него было совершенно ошеломленное выражение лица – похоже, его слегка контузило.
– Как она? – спросила я у мужчин, и Калвин поднял на меня взгляд. Его глаза странным образом изменились: стали круглее и желтее. И еще я заметила, что эти глаза постоянно обращались к огромной свиной туше, и в них горело весьма плотоядное желание. Рот Калвина был окровавлен, на обратной стороне руки появился клок бурой шерсти. Он начал превращаться в волка, причем, судя по расцветке, довольно странного волка. Не желая привлекать внимания пастора, я молча указала Калвину на явные признаки его перевоплощения, и он кивнул в знак согласия. Тогда я достала из кармана платок, поплевала на него и стала стирать следы крови с лица вервольфа, пока Джимми Фулленвалдер не вышел из ступора и не обрел прежнюю наблюдательность. Справившись с этим, я повязала платком руку Калвина, чтобы спрятать отросшую шерсть.
Фелтон, на первый взгляд, выглядел совершенно нормально – если не смотреть на кисти рук. Уж их-то никак нельзя было назвать нормальными… но это не походило и на волчьи лапы. Что-то очень странное: большое, плоское и когтистое.
Мысли обоих мужчин были сокрыты от меня, но не их желания. Я чувствовала: все их помыслы обращены на огромную освежёванную свиную тушу («такая гора мяса!»). Беднягу Фелтона аж покачивало от неодолимого стремления наброситься на нее и рвать зубами и когтями. Развернувшаяся борьба двух сторон его натуры, очевидно, была очень мучительной – даже я со стороны чувствовала это. Я видела огромные усилия, которые мужчины прикладывают, чтобы вернуть свое мышление к человеческому шаблону. Несколько секунд Калвин вообще не мог связно говорить.
– Она теряет много крови, – глухо, с усилием произнес он. – Но если срочно доставить ее в больницу, то все обойдется.
Фелтон, все еще расстроенный, начал стягивать с себя фланелевую рубаху и рвать ее на бинты. С его деформированными руками это было нелегкое занятие, и я взялась ему помогать. Когда рану перевязали настолько туго, насколько позволили самодельные бинты, мужчины подняли бледную и молчаливую девушку и поспешили с ней к опушке леса. Слава Богу, руки Фелтона при этом не попадались на глаза пастору.
Все это произошло настолько быстро, что наши товарищи по экспедиции, собравшиеся на поляне, только начинали осознавать происшедшее.
– Я застрелил свинью, – твердил Джимми Фулленвалдер, в изумлении покачивая головой. Он повторял это всем, в том числе Кевину и Кении, которые примчались откуда-то с востока. – Сам не могу поверить в это. Я увидел, как она перекинула девушку… там были другие свиньи и, кажется, поросята. Затем двое мужчин набросились на свинью, потом они куда-то исчезли, и я выстрелил ей прямо в горло.