Парень сник раньше. В его глаза давили чьи-то пальцы, он чувствовал жёсткие и грязные ногти, во рту чужие пальцы залазили внутрь и раздирали щёки надвое. Чей-то согнутый локоть на шее сцепился замком, шея захрустела, голова выползала с треском, словно намыленная.
Очнулся от ударов и боли во всех суставах. Все пальцы на руках и ногах ныли – они были сломаны.
Когда тащили в камеру-бокс с наглухо закрытой дверью, дежурный отдела из-за пульта ошарашенный спросил:
– Что вы с ним, хуже чем с террористом? Не дело так расправляться с человеком, – сам при этом оглядел плюгавых сослуживцев: ни лица, ни рожи.
Ему показалось, что после этого окажись кто-нибудь из них с ним в спортзале во вторник или пятницу на футболе, так он так бы припечатал к стене или двинул локтём, что до самой пенсии, выслуги своей запомнили. Он бы такую преступность им показал. Обиженных каких-то набрали. В ответ услышал:
– Не террорист, хуже. Главное, что сознался.
В победоносном голосе слышались оправдательные нотки.
«Сознался, сознался. По морде бы тебе двинуть». На подсознательном уровне у дежурного имелась неприязнь к работе дознавателей и к ним самим.
Капитан обдумывал о времени своего дежурства. Видимо, сегодня ЧП. «Парни-то, вроде, гаишники, не бывшие. Зверски, конечно, с ними. На вид нормальные. Один просил потихоньку позвонить домой или на работу. Десять тысяч обещал, потом и двадцать, вполне серьёзно».
Капитан глянул на решетчатую дверь пустующей камеры слева перед дежуркой. «А может, надо было позвонить, не за деньги, а так. Всё по-другому бы закрутилось. Что если папа у кого-нибудь из них начальник в Управлении? Они ведь по династии от отца к сыну на службу идут».
«Лоботрясы эти догадались хоть поинтересоваться?» – тянул логическую цепочку дежурный. «А завтра явится полковник с генералом выяснять? Может, мне на всякий случай позвонить? Выговаривать будет пахан, что не позвонил?»
Задумался и стал набирать на мобильнике непосредственного начальника.
– Барышня, проходите.
В кабинет вошла размалёванная девка. Проницательный следователь немного помечтал о дамочке, мимо которой проходил в коридоре.
«Строптивая, но ненадолго, своя в доску. Такую в баньку позвать, да по очереди в любви ей признаваться» – он мечтательно перебирал прошедшие пикники. Мысленно улыбнулся.
Каждый раз находилась такая, которая верила и кому-нибудь вешалась на шею. Они все вместе, скрывая смех, подыгрывали ей, издеваясь над идиотским положением товарища.
В таких делах надо меньше любезничать. А о погонях и перестрелках меньше врать. Ладно, что это я в романтику ударился?
Принимая серьёзный вид, отодвинул предметы на столе, освобождая место для психологических манёвров.
– Присесть можно? – влекомая гражданским долгом, не забывала строить мимику, желая понравиться доброжелательному следователю. Готовая многословность раскрывала в ней интерес к мужчине.
«В мужья бы такого», – осенило её в первую минуту. Надо больше говорить, чтоб умной показаться, время потянуть, может, телефончик спросит.
– Очная ставка. Сейчас подозреваемого приведут, – он хотел расположить её. – Мы к вам за помощью обращаемся, – слегка замедлив, оценивающе прикинул. «Нарядилась, прихорашивалась специально по этому случаю. О, сучка, впихнуть бы в неё, да пнуть под зад», – сказал и подумал в одно время следователь.
– В показаниях путался на допросе, – передал ей суть следователь. Её внимательность внушала доверие. – Ты с ним не теряйся, дави на него.
Услышав такие слова, она приняла их за добрый знак и расположение. Обычно все говорят на «вы», и на том взаимоотношения заканчиваются, не перейдя на «ты» и ни на что больше.
– Подтверждаешь данные ранее показания? – проницательные глаза твёрдо впились в неё.
– Конечно, – она закивала. – Один из них посоветовал номер машины запомнить. Похоже, отвлечь хотел. Я же не дура. Сразу догадалась. И запомнила. Они смотрели на меня подозрительно, я поняла: что-то не так. Моя подруга с женихом поругалась, если интересно. Вспомнила тут. Они и воспользовались, что она выпила стакан водки. А пива совсем чуть-чуть, и её развезло. Три дня звоню ей, а телефон выключен. И мать не знает, где она. Хоть они и не общаются, всё равно переживает же. Они же не спросили у нее, сколько ей лет, а ей только двадцать недавно стукнуло.
Трое милиционеров привели парня, который первым оказался на допросе и потому первым на очной ставке.
Все четверо понятых сели друг за другом: два сержанта в форме и оперативник. Перед оперативником посадили обвиняемого парня.
– Начнём.
Следователь не торопил события. Он разглядывал изодранного и грязного парня, не понимая, почему от него сдвинулись по сторонам. Они что, не понимают, у него право на непредвзятость, на обстоятельное рассмотрение и ведение дела.
– Вы поближе к нему, – он искренне попросил пододвинуться.
«Во всём нужно соблюдать закон. Хотя это уже формальность. Дело раскрыто. Признание получим – заставим, всё как на духу выпалят. Наперегонки писать и рассказывать начнут, когда поймут, что их ждёт. С прокуратурой уже договорились, как сознаются, сразу телевидение и репортаж.
Маньяков поймали, один эпизод доказан, ведётся дальнейшее следствие. А нам пять тысяч из кассы на сауну. Ох, гульнём!».
Попытался проникнуть в мысли подозреваемого. Да какой он подозреваемый! Несмотря на побитый вид, по нему не скажешь, что маньяк. Умеют же прикидываться своими. Открытая у них наружность, подкупает, точно подкупает и злится на нас откровенно. Ему есть на что злиться. Всё, дружочек, прекратили вы свою деятельность. Мы выясним, кто у вас заводила. Нашли же они себя.
Распаковав знания человеческих натур, следователь забылся. Ему нравилось угадывать в людях будущих преступников. Малейшее незначащее слово могло повлечь за собой груду доказательств, лишь благодаря таланту и интуиции старшего пока лейтенанта, незаслуженно обиженного, раз старший лейтенант.
– Опознаёте? – после вопроса девка раздумывала, как быстро ей требовалась отвечать. Если долго думать, значит, сомнения есть, не узнает, не припоминает.
– Да – он. Я его из тысячи узнаю, – она назвала фамилию, имя, отчество сидевшего перед ней парня.
Её перебили:
– Это необязательно, ведь вы не могли этого знать.
Она вспомнила, тогда, ей казалось, смазливого и шутившего с ней пассажира из той «десятки». Белые и чистые ровные зубы впечатляли, она тогда перестала широко открывать свой рот при разговоре, стесняясь своих неровностей.
«Такие на меня даже не смотрят – я не в их вкусе. И тачка у них спортивная, что ли». В отместку ему, в эту минуту, она припомнила значительное событие в жизни, когда знакомые подбросили её до маршрутки на собственном «Ланцере».