Семён перебил Машу со знанием дела:
– Я лучше везде ввёл бы в курс Андрюху. Знаю его давно. И вместо того, чтобы замышлять что-то, люди бы честней работали.
Она испуганно возразила:
– Да ты совсем свихнулся. Он подговорит всех. Ни в коем случае. Держись от него подальше. Лишнего слова не говори. Его по глазам определить можно. Злой он. Глаза злые. И говорит со злостью. С иронией. Словно смеётся над всеми.
– Нет. Он за иронией прячется. Ирония – маска искренних и порядочных людей.
Она не слушала и быстро доносила свои соображения.
– Чувствую я, что-то он готовит против тебя. Всё равно он себя проявит. Был бы другом – Жору побил, забрал вещи, и дело с концом.
– Молчи. Решили раз и навсегда. О нём плохо не говорим. Как бы он не выглядел, подлецом он не был никогда. Предателем тоже. В офисе он поступил красиво. Я тоже хорош. Ни для кого ни секрет: Андрюху подвинул ради Жоры. Жору ввёл в дела компании. Только ему неинтересно было. Кстати, ты и посоветовала приблизить Жору вместо Андрея. Кстати, он меня осуждает, что я с женой так обхожусь.
Маша подковырнула:
– У него случайно с этой старухой ничего нет? Ты покопайся.
И без того бледное лицо Семёна побледнело ещё больше.
– Замолчи.
– Ну ты что, зай, – умильно гримасничая, затянула певучим голоском. – Давай о другом. Разволновался? Я же о тебе пекусь. А Жору посоветовала с твоих слов. Ты его пожалел. Ты добрый. Я тебе подыграла. Ласковый мой, давай погрей меня. Подыши на меня, как ты умеешь.
Семён открыл глаза. Состояние невесомости прервалось.
«Странно! Почему есть ощущение, что летишь, а может, зависаешь? Рассматриваешь ноги, которые уходят из-под тебя выше и выше, и нисколечко не страшно? Будто поскальзываешься и ждёшь, заворожённый, затаив дыхание, когда упадёшь, но этого не происходит».
Всякий раз он ловил это ощущение, но оно было нечастым. Он всегда старался контролировать каждый миг, каждое мгновение, но в тот самый момент, когда ему казалось, что вот сейчас он его запомнит, во всех деталях и мелочах, оно странным образом исчезало. Чем отчётливей он осознавал это, тем неожиданней оно ускользало. Уже потом, перебирая во всех подробностях ход своих мыслей, он не мог понять, как он уклонился от запоминания ощущения. Он объяснял себе, что неведомое воздействие увело его в параллельный мир, откуда он и мог видеть и чувствовать всё, словно со стороны, что с ним произошло.
– Поужинаем?
Он очнулся, покрутил глазами: «Сон не сон, провал в небытие, а глаза открыл – тут же всё исчезло».
– В понедельник Денис обещал меня починить. Послушай, на следующей недели в деревню на выходные детей повезу. Тебе придётся потерпеть и провести выходные без меня. К бане приучить маленького Даньку хочу. Дочь хоть взрослая, но тоже к деревне привлечь надо. Своим примером. Так пройдёт десятилетие – от деревень не останется и следа. Слава предков в нас самих.
– Заныл старую песню. Меня одну оставить хочешь? Я насытиться тобой не могу. Даже когда с тобой рядом слышу такие слова, уже скучать начинаю. Мне грустно от того, как я одинока.
Мечтательно запрокинув голову, она добавила:
– А давай дом построй. Большой. Недалеко от города. Или в городе. Рядом с парком, чтобы с своим отпрыском гулять уходил ненадолго. Мне же не нравится одной оставаться.
Мягко улыбаясь, он прикоснулся к ней рукой.
– Дом – идея хорошая.
Скользнул быстро ладонью верх-вниз, резко остановил руку.
– Подумать можно. Ближе к старости.
Маша вздрогнула, грудь нелепо колыхнулась.
– Какая старость? Сейчас! Я вот как мечтаю: дом на две половины. В одной мы с тобой. А в другой – жена с детьми.
Семён посмотрел на неё внимательно. Она увлечённо продолжала:
– Жене твоей – раздолье. Появится возможность пищу готовить для тебя. Мне легче. Посуду намоет – она же привыкла. Стирать нам будет. Гладить. А что ей делать? Она привыкла не работать. Хоть польза от неё какая-то будет. Мы как бы её наймём за твоими детьми ухаживать. Дети всегда смогут тебя видеть. Ты к ним будешь заглядывать, когда вздумается.
Семён вникнул и ответил:
– Думаю, ей неприятно будет в таком положении.
На что Маша скороговоркой выпалила, словно только и ждала удобного случая:
– Женщина-старуха должна принимать с радостью все предложения от мужчины. А кому она нужна с двумя детьми? Ей за счастье такое. Моя доброта и отзывчивость находят ей место – рядом с нами.
Андрей Философ за рулём автомобиля ехал по средней полосе, высматривая торопливых автомобилистов в зеркало заднего вида и тут же уступая им дорогу, посмеивался над гонщиками на «Жигулях»: «Почему самые отъявленные гонщики на „Жигулях“? Может, к тому времени, когда у них появятся машины более дорогие и мощные, с них спесь пройдёт? Как можно на „Жигулях“ седьмой или первой модели выделываться, чтобы тебя заметили? Да никак. Только разогнаться и выставить напоказ свою безбашенность».
Его размышления прервал телефонный звонок от их общего с Жорой Казино знакомого.
– Да, слушаю. Привет, Коль, – он усмехнулся, – Жору обидели? А где он? – Андрей посмотрел на указатели и дорожные знаки, чтобы совершить незапланированный манёвр. – Сейчас приеду. Минут через тридцать. Если бы со мной он обошёлся так, иначе как крысой я бы не назвал этого Жору. Следовательно, сам понимаешь. И говорить – только время тратить. У тех людей совсем другие принципы. Ладно, еду. Поговорим.
Прошло несколько минут. Снова звонок от того же человека. Андрей с любопытством посмотрел на экран мобильника. Телефон горланил.
– Да. Узнал, что еду, и тотчас исчез? – проговорил то же самое, что услышал в трубку, Андрей. – Красавец. Поделом ему. Ладно, не поеду. Обнимаю. До встречи.
Вечером после разговора в офисе с Жорой Казино приятели собрались в сауне. Отсутствовал только Семён Светлов.
Тарас поднял рюмку и предложил тост. Его невыразительное лицо без очков выглядело пустым и немым, точно рыба? брошенная на берег, ещё живая, но без права на жизнь. Только копна влажных волос вызывающе горела на голове.
– Выпьем. Выпьем за то, что вот так нечаянно мы вновь обрели свои вещи.
Эдик Светлов изобразил голосом весёленькую музычку, которую обычно исполняют при вручении наград.
– Мало мы ему. Будто понарошку. Да и хрен с ним. Давай за брата, за Семёна. Чтобы у него всё получилось. Похоже, идёт так, что получится. Человек всю жизнь оказывается в нужный момент в нужном месте.
Уже махнувший несколько рюмок и давший волю своему языку Тарас выдохнул фразу: