Красота! Тепло. Учиться не хочется! Скоро сессия, скоро отпуск!!! Скоро отпуск! Скоро отпуск!!!
Заканчивается обучение на автомобильной кафедре. Практическая сдача экзамена по вождению.
Теорию сдали все быстро. И прошли все. А вот вождение… Допускается до пяти ошибок. Цена каждой ошибки — двадцать штрафных баллов. Набрал сто штрафных баллов — свободен. Есть время для пересдачи. Есть время до отпуска. Отпуск — стимул. Не сдал — остался без прав на машину и без отпуска!
Полигон. Развернуться во дворике, заехать в горку, остановиться, поставить машину на ручной тормоз, потом сняться с «ручника» и поехать вперед.
Взвод сдавал полигон. Кто-то нервничал, терялся, но сдавали все. Пока не сел за руль Бровченко.
Серега лихо развернулся во дворике, потом так же лихо заскочил на горку. Затормозил так, что принимающий милиционер — ГАИшник чуть лбом не вынес лобовое стекло.
Стал Серега трогаться в горку, но глохнет машина, не едет. Раз. Другой. Уже сорок штрафных баллов заработал. Принимающий экзамены:
— Не торопитесь! Соберитесь! Сосредоточьтесь!
— Да, я спокоен! — орал Бровченко, дергая коробку передач.
Эффект тот же. Машина рычит, дергается и глохнет.
— Бровкин! Снимись с ручника!
Орали мы ему. Но не слышал нас Бровченко! Так и не сдал с первого захода он на права. Запоролся вот на этой горке. Зато у Бровченко появилась новая кличка «Ручник», «Тормоз» или «Снимись с ручника». Обидно, конечно, когда тебя называют тормозом, но все по делу.
Потом практическое вождение по городу. Весь взвод в кузове ГАЗ-53, по очереди выскакивали и менялись с тем, кто в кабине.
В кузове хорошо! Тепло! Девчонки ходят по городу. Особенно понравившимся кричали, махали руками! И сколько же много красавиц бродит в одиночном порядке! И никто их не любит! А тут полный кузов молодых, здоровых парней готовы любить всех девчонок города Кемерово и Кемеровской области!
Я тоже, хоть и потел за рулем грузовика, а все равно старался рассмотреть местных красавиц. Жаль, что нельзя в присутствии милиционера посигналить им. Привет, девчонки! Скоро отпуск!
Хитрый дяденька-мент говорит мне:
— Прижмись вправо, запаркуйся.
— Э! Нетушки! Там знак стоит!
— Да мне в туалет надо! — почти взмолился принимавший экзамен. — Придавило, там кусты густые, не видно будет. Давай паркуйся. Это не провокация! Обещаю! — он уже коленками начал сучить.
Но я тоже не лыком шит!
— Ставь отметку, что все сдал — тогда припаркуюсь. Иначе на этой улице вообще остановка и стоянка запрещена! — и поддал немного газа.
— На! — милиционер нарисовал напротив моей фамилии, что все сдал.
— Пожалуйста! Писайте!
Сам вышел из кабины и полез в кузов.
— Следующий!
— Пинькин! Давай рули!
— А куда милиционер делся?
— В туалет. Приспичило.
— Обоссался?
— Не знаю. Не спрашивал.
— Наверное, он посмотрел, что Пинькин следующий, вот и чтобы потом не выскакивать на ходу.
— Не знаю. Вернется — спроси.
Вот и курсант, и принимающий в кабине. Поехали.
Олег резко бросил сцепление, машина дернулась вперед, нас откинуло назад.
— Пенек! Убью!
— Не дрова же везешь!
И поехали! Олег «ловил» дорогу, дергая руль. Мы держались за борта кузова, чтобы не упасть, матеря Пинькина и всех его ближайших родственников.
Переезд через трамвайные пути… Пинькин тихо вползает на эти пути, и глохнет машина.
Все бы ничего, только трамвай показался. Трамвай начинает тревожно звенеть, мол, освободите дорогу!
Мы начинаем барабанить по кабине:
— Пенек!
— Сука!
— Убирай машину!
— Пора из кузова прыгать?
— Кто поближе — дайте по морде, чтобы проснулся.
Кто-то заглянул в кабину.
— Пиздец! Он под руль спрятался!
— Уебок!
— Заводи!
Милиционер уже сам, благо, что педали были дублированы, завел машину, врубил передачу, и машина прыгнула вперед. Мы попадали в кузове, но никто не обиделся. Трамвай пронесся мимо. Все вытирали пот. Кто пилоткой, кто рукавом.
— Пронесло.
— Не говори!
Пинькин вынырнул из-под руля и припарковался. Милиционер вышел из машины и пошел в кусты.
— Видать обосрался.
— Я тоже.
Следом за милиционером рвануло пол кузова курсантов. Полегчало…Заодно и покурить можно. Хоть и по-быстрому. В кузове-то нельзя.
Пинькин забрался в кузов. Где ему досталось как морально, так и физически от нас всех.
Остальные сдали. Милиционер, когда закончили сдавать, долго и внимательно смотрел на Пинькина. Ничего не говорил. Но под его недобрым взглядом Олег скукожился, усох. И так всем понятно, что именно он хотел сказать. Мы за него уже все рассказали, высказались.
Скоро отпуск, и у нас началась горячая пора. Нужно снова бежать на полигон. Для этого надо качественно подготовиться. Спиртное, продукты и много чего еще надо из полезных продуктов и вещей на полигоне.
В конце первого курса произойдет окончательный отбор. Кто останется в роте, а кто перейдет для дальнейшего обучения в сорок третью и сорок четвертую роту. Кто уже никогда не сможет стать радистом.
Никому не хотелось покидать роту. Коллектив. Год обучения. Сложились отношения. Там новый коллектив. Новые командиры, новые требования. И даже старшина-придурок, ротный — зверь, но уже все привычно, все знакомо, почти все родное.
И свободное время проводили в учебных классах, отрабатывая учебные задачи по радиосвязи. Передавая и принимая на скорость группы цифр и букв. Только бы поехать в отпуск и остаться в своей роте!
Казалось, что первыми на «вылет» были те, кто поступил из национальных республик. Но им тоже хотелось остаться, и они старались. И у них получалось, порой, гораздо лучше, чем у тех, кто просто ленился.
Казарма наша разрушалась на глазах. Система канализации почти не работала. Всех залетчиков посылали на работы по уборке фекальных вод на первый этаж. Однажды, когда командир сорок первой роты, распекал дневальных за то, что они плохо убрались, стоя в туалете, наш дневальный в очередной раз, прочищая забившуюся канализацию, слишком переусердствовал. И чугунная труба не выдержала и лопнула. Поток зловонной жижи рухнул в сорок первую роту, щедро обдавая всех, кто там был.
Двое суток ремонтировали, латали. Радченко приходил на место потопа. Давал распоряжения. Но однажды изрек: