Я полагал, что начнется великая суета, спасение припасов, всех посетителей из погребка вежливо выставят, и мы окажемся в нем, как в крепости, а дальше будет видно. Логически рассуждая, я был прав. Вот только я не предвидел, что добрый Ганс сразу догадается: тут дело нечисто, и сделается злым Гансом. Он пронесся по своим владениям с руганью, призывая всех отыскать меня и представить ему на суд. Я как-то проскочил к Яшке и, к стыду моему, забрался под стол, Яшка же сидел в углу так удобно, что не всякий догадался бы заглянуть туда и увидеть весьма странную девку, прикрывавшую шалью черную, как смоль, бороду.
Я опять принялся рассуждать логически. Неизвестно, сколько вражеских лазутчиков устремилось за нами. Видел я на Малой Замковой троих: Лелуара, Жилинского и Мартына Кучина, который вовсе не был Мартыном. Они погнались за нами и сопроводили до Швимштрассе, а призвали ли кого на подмогу – этого я знать не мог. Но их главной задачей было изучение Цитадели и всех событий, вокруг нее происходящих. Они не могли оставить наблюдательный пост надолго. Скорее всего, Жилинский вернулся к своим обязанностям торговца. Судя по тому, что Лелуар посещал Яковлевский храм, стоявший почти на Малой Замковой, за Карловским лицеем, и у него где-то там было свито удобное для наблюдений гнездо. Если вдуматься, с чердака дома, выходившего на Замковую площадь, можно превосходно разглядеть и часть Цитадели.
Возможно, и противники наши рассудили логически: если не удалось сразу до нас с Яшкой добраться, то следует оставить двух человек, одного на Швимштрассе, другого на Зюндерштрассе, чтобы выследить, куда мы с моим драгоценным предателем отправимся, и по мере возможности нам помешать. Помеха представлялась мне в виде ножа, всаженного Яшке под ребра.
Я маялся, не зная, что предпринять. Я сражался с собственной логикой, с логикой незримого противника, а меж тем вода все прибывала, и под столом сделалось очень неуютно. Заткнуть трубу Гансу никак не удавалось, и он принял мудрое решение – побежал к водонапорной башне, благо бежать недалеко, чтобы мастера, ее обслуживавшие, помогли ему перекрыть трубу там, где это было возможно.
И тут в игру вступила третья логика!
Обычные посетители погребка, подходя, барабанили в запертую дверь, сердились и уходили прочь. Все, кроме одного. Этот один сообразил, что дело неладно, и пошел на Зюндерштрассе, к маленькой дверце. Обнаружив, что и она закрыта, он вернулся на Швимштрассе и вошел в закуток, где притулилась коновязь. Туда выходили окна погребка, которые имели вид щелей шириной хорошо если в пол-аршина. Каждая такая щель тем не менее была снабжена оконной рамой.
Бессмертный, а это оказался, разумеется, он, опустился на корточки и стал стучать в окно, вызывая на разговор хоть кого-нибудь из прислуги. В итоге он нас и спас. Мы с Яшкой услышали, как супруга доброго Ганса костерит на все лады того молодого негодяя, которого Бессмертный им подсунул, и, зная, что сам Ганс отсутствует, я бесстрашно выскочил из-под стола и с криком кинулся к сержанту.
Наконец нам отворили дверь и выпустили нас из погребка, сопровождая жалобами и проклятиями.
– Бессмертный, мы должны костьми лечь, а переправить эту особу в наиболее безопасное место, какое только есть в Рижской крепости или в Цитадели, – сказал я, показывая на Яшку.
Тот старательно прикрывал бороду шалью и вид имел самый безумный.
– И кто же эта дама?
– Это Яков Ларионов. Он знает столько о Жилинском и прочей братии, что его жизнь в большой опасности.
– Стойте тут, – казалось, ничуть не удивившись, велел Бессмертный. – Не высовывайтесь. Морозов, вы мне за этого человека отвечаете. Поставьте его в угол, прикройте собой.
Я так и сделал, а сержант убежал. Некоторое время спустя он прибыл на извозчике. Эти извозчики-орманы в основном промышляли, как мне кажется, доставкой обывателей и бюргеров из предместий в крепость и обратно. В пределах самой Рижской крепости быстрее всего передвигаться пешком, хотя улицы там и не всегда ровные. Впоследствии, уже живя в столице, я узнал, что после войны в Риге наконец устроили кирпичные тротуары.
Швимштрассе была достаточно широка, чтобы в нее въехала бричка. Мы выскочили на зов и уселись втроем, едва ль не в обнимку: посередке Яшка, по краям мы с Бессмертным. Извозчик хлестнул лошадь по крупу длинными вожжами, и мы покатили со всеми приключениями, свойственными городу, где узкие кривые улицы и диковинные повороты. Рижские орманы ездили обыкновенно со скоростью около восьми верст в час – быстрее, чем шустрый пешеход, но человек, привыкший бегать, легко обогнал бы бричку. Вся надежда наша была на Сарайную улицу – там можно несколько увеличить скорость, даже до двенадцати верст, и все равно бегун мог бы нас нагнать и натворить бед.
Я приготовился к любой передряге, но повезло Бессмертному – именно с его стороны на подножку вскочил человек, которого я и разглядеть толком не успел. Не разбираясь, что у того человека в руке, Бессмертный мгновенно нанес ему такой удар кулаком в челюсть, что сбил с подножки, а сам крикнул извозчику, чтобы не ленился погонять лошадь.
Чуть ли не одновременно он дернул Яшку, заставив перепуганного предателя соскользнуть с сиденья и сжаться в комочек на полу брички. Тут же сзади грянул выстрел. Пуля пролетела, как я понял, между головами нашими, моей и Бессмертного.
Наконец рижане поняли, что началась война. Раздались заполошные крики, бюргеры и айнвонеры, вышедшие на вечернюю прогулку, кинулись с улицы прочь, а наш извозчик, которого Бессмертный взбодрил полудюжиной крепких слов, опять ударил лошадь, она прибавила ходу, и мы понеслись по опустевшей Большой Сарайной, лихо свернули на Большую Замковую и вылетели на Замковую площадь.
Яшка был спасен.
Мы доехали до самой гауптвахты, там лишь Бессмертный отпустил ормана, щедро с ним рассчитавшись, и мы побежали к мостику, миновав который, могли обойти Цитадель со стороны реки и попасть в порт.
– Кажись, обошлось, – сказал Бессмертный, – а сейчас нужно до поры устроить этого голубчика на одной из больших лодок и приставить к нему караул.
– Когда ж та пора настанет! Скорее бы прибыл Розен! – воскликнул я. – Знал бы кто, до чего мне осточертела проклятая борода!
– Можете радоваться, Морозов, – отвечал Бессмертный. – Розен уже в Риге.
– Как?.. Когда?..
– Мы дождались его в Икскюле, и он прибыл в Ригу вместе с майором Бистромом, бывшим ковненским полицмейстером, на флагманской лодке господина Шешукова.
Именно это я и обещал Яшке Ларионову!
– А почему бы не на йоле Дружинина? – спросил я.
– Не хочу я путать Дружинина в эти дела, – подумав, отвечал Бессмертный. – Он – простая душа. Зачем его соображениями обременять?
При желании я мог видеть в этом комплимент, меня простой душой сержант, видимо, уже не считал.
Но именно дружининские матросы первыми попались нам на причале. Бессмертный подумал и отдал им совсем ошалевшего от приключений Яшку, велев подержать пока на йоле. Меня же он повел с собой в Цитадель.