– Парнишки сказали вам чистую правду. Среди них действительно ходит письмо некого учителя из Ляды, а сам он с семьей и учениками не пожелал признать власти Бонапарта и покинул родной дом, теперь вот скитается, отступая вместе с нашей армией… А ведь Бонапарт обещал создать на Святой земле государство Израильское. Не пожелали от него принять…
Шешуков вздохнул, Бессмертный нахмурился. Мы здесь делали все, что могли. А наши там – отступали. Это было непостижимо рассудку.
– Сведите меня с парнишками, – попросил Розен. – От них предвидится немалая польза. Соплеменники их служат в нашей разведке, еще до начала войны служили. Один даже исхитрился передать письмо о передвижениях французского войска, а ему самому инструкции слал князь Багратион. А одно имя я даже назову – Гирш Альперн из Белостока. Он такие важные сведения привез, что был принят военным министром нашим и получил от государева имени перстень и пятьдесят червонцев. А еще есть еврейская почта. Она военных курьеров порой опережает. От корчмы к корчме по каким-то тропкам бегают парнишки вроде ваших друзей, Морозов, и приносят письма с умопомрачительной скоростью. По такой почте о том, что Бонапарт форсировал Неман, мы узнали раньше, чем прибыли официальные донесения.
– Сведу, разумеется, господин Розен, – отвечал я. – Я не уверен, что рассказал все. Может быть, вы зададите мне вопросы?
– Вопросы будут, но не сегодня, – отвечал он. – Зато вам придется исполнить некое поручение.
– Я готов!
– Я хочу, чтобы вы отыскали те мешки, которые по требованию панов Жилинских сдуру прятал Яков Ларионов. Вы знаете Якова и его отца, других купцов-староверов. Возьмите, сколько вам требуется, матросов и постарайтесь как можно скорее доставить в Цитадель эти мешки.
– А как быть с Ларионовым? – спросил Бессмертный. – Коли по уму, то выпороть бы дурака.
– Ларионова возьмет с собой Морозов, пусть помогает искать мешки. Он один лишь знает, как они выглядят. Итак, я жду мешков.
– Будет сделано, господин Розен! – пообещал я и был отпущен, а Бессмертный остался.
Стоя на площади, я рассказывал Артамону, Сурку и Камилле про беседу с начальником военной полиции, когда из комендантского дома пришел служитель за Камиллой. Розену не терпелось познакомиться с девицей, которая столь отважно преследовала вражеского разведчика.
Артамон смотрел ей вслед, а мы с Сурком беспокоились – не помчится ли он за ней и не вломится ли в кабинет к Розену. Слава Богу, обошлось.
Три дня мы с Яшкой потратили на эти проклятые мешки. Сперва мой предатель вопил, что батюшка-де убьет его, если он только покажется на расстоянии версты от ларионовского товара. Потом, когда я пригрозил, что сам дойду до старика Ларионова и все ему расскажу, Яшка соблаговолил оказать содействие и привлек к розыску приказчика Аввакума. Пользуясь тем, что со мной было десять отборных молодцов с Артамоновой лодки, я вломился в Сорочью корчму и исследовал сарай. Испуг пани Малгожаты был не напрасным – при ней там и закопали тело несчастной Луизы, которая спасла меня ценой собственной жизни.
Я впервые в жизни торжественно въехал в Цитадель, восседая на телеге с мешками. Что в них хранилось, я уже знал. Рядом с телегой шел Бессмертный, он и вскрывал мешки. Порох, что же еще могли прятать паны Жилинские? А уж что они собирались взорвать – можно было только предполагать. Я так беспокоился за эти двухпудовые мешки, что всю дорогу от каменного амбара, где их обнаружили, до комендантского дома придерживал их руками. Такое количество пороха могло поднять на воздух если не Рижский замок, то один из глядящих на реку бастионов – наверняка!
Розен сам спустился на площадь, и мы с Бессмертным сдали эти мешки под расписку. После чего их отправили в артиллерийский арсенал, а нас попросили подняться наверх.
В кабинете Розена мы обнаружили Федора Федоровича Левиз-оф-Менара и обрадовались чрезвычайно. Он выглядел нехорошо, его допекали головные боли, но он утверждал, что в четвертый раз попросится в отставку лишь после изгнания Бонапартова.
– Не знаю, сможете ли вы помочь, Морозов, – сказал Розен. – Разве что подсказать. Вдруг случайно что-то видели или слышали, гоняясь за лазутчиками. У них были взяты бумаги, которые они не успели уничтожить. Это большей частью планы городских улиц, порта, Цитадели, какие-то долговые расписки, какие-то списки никому пока не известных господ. Все это написано по-французски и по-польски. Но попался и один совершенно невразумительный документ…
Тут дверь распахнулась, и вошел Николай Иванович Шешуков.
– А, Морозов, и вы тут… Петр Федорович, никто в моей канцелярии не знает, к чему бы возможно применить эти цифры. Никаким расстояниям они не соответствуют… Да и вообще ничему не соответствуют. Я осмелюсь предположить, что единицы, двойки и тройки над чертой могут означать Рижскую крепость, Цитадель и, возможно, Дюнамюнде. Также любопытно, отчего под чертой – только четные числа.
Он положил на стол исписанный листок.
– Я ваш должник, Морозов, – сказал меж тем Левиз-оф-Менар.
Я смутился несказанно – ведь все это произошло само собой, я плохо представлял себе взаимосвязь событий, и весь мой подвиг состоял в том, что я высмотрел парящего над рекой белого голубя.
– Я сам впервые вижу такую заковыристую тайнопись, – отвечал вице-адмиралу Розен. – Копии я уже распорядился отправить в столицу, в наше министерство. Там у нас сидят знающие люди. Но догадаться-то хочется уже теперь! Есть простые шифры, есть сложные, можно заменять букву двумя цифрами, можно – хоть десятком, но я впервые вижу, чтобы в шифре использовались дроби. Вот, извольте, господа, никого эта математика не наведет на дельную мысль?
Он достал из бювара листок и показал его поочередно Левиз-оф-Менару, Бессмертному и мне. Бессмертный взял было листок, но Федор Федорович тут же его отнял, присел к столу, взял листок из стопки и обмакнул перо в чернильницу.
– Я люблю занятные задачки. Сдается, господин Бессмертный их тоже любит. Присоединяйтесь, сударь.
Бессмертный склонился над столом, изучая записи. Вдруг он нахмурился – что-то ему в тайнописи не понравилось.
Я знал от Артамона и Сурка, что он увлекается не только логическими задачками, а возит с собой книги по геометрии, тригонометрии, дифференциальному и интегральному исчислению (насилу заучил я эти страшные слова, а что они означают – даже помыслить боюсь).
Некоторое время Левиз-оф-Менар чертил на бумаге какие-то загадочные таблицы. Бессмертный же выпрямился, имея вид несколько растерянный, как если бы произносил: «Но этого не может быть, господа! Почему? Потому что быть не может!»
– Ни складу, ни ладу, – сказал наконец Федор Федорович. – Разве что это – результаты каких-то измерений, а в дробях заложены пропорции… шут его знает, уж больно все это умно для польских мошенников…
Наконец настала моя очередь прикоснуться к сокровищу. Я взял листок, взглянул – и глаза мои полезли на лоб, имея твердое намерение поселиться там навеки.