– Земляника – лучшая в мире ягода, – провозгласила она и быстро засунула в рот еще одну ложку с пенками.
От двери раздался веселый смех. Она оглянулась и увидела Аржанова, который подпирал дверной косяк и с удовольствием смотрел на ее перемазанное вареньем лицо.
Земляничное варенье стало хитом ужина. Нет, конечно, гости отдали дань уважения запеченной бараньей ноге под розмарином. Но когда тарелки, бокалы и блюда были убраны и Ирина расставила на столе чайные чашки, пузатый самовар, заварочные чайники с разными видами чая, плетенки с сушками и свежими мягкими калачами и бубликами, к которым прилагалось тающее масло, а также плошки с вареньем, все вновь оживились.
– Я здесь чувствую себя помещиком, – сказал Костромин, раскатывая по нёбу свежую, только прихваченную тепловой обработкой ягоду. – Вот так до революции на Руси и жили – чай пили из самовара с калачами и вареньем. И никуда не торопились. От этого, наверное, и жили дольше, чем мы.
– Жили дольше, потому что пили меньше. – Заварин тоже принялся намазывать варенье на сдобренный маслом калач. Земляничный сок струился у него по пальцам. Тонким подвижным пальцам первоклассного хирурга.
– А я земляничное варенье не люблю, – вдруг заявил Володя. – Сладкое слишком. В моем детстве мама варила варенье из фейхоа. Вот это вкуснотища была! Мы им объедались просто. Конечно, в средней полосе где фейхоа взять? Вы и фрукта-то такого, поди, не ели, не то что варенье. Я как-то увидел на базаре, обалдел просто. Купил сдуру три килограмма. Почти все у продавца забрал. А попробовал – не то. Зеленая она тут, спелую-то не довезти. Так что рот вяжет, и все. Никакого удовольствия. Не то что в детстве.
Смутное воспоминание шевельнулось в голове у Златы. Варенье из фейхоа, сваренное Фридой Яковлевной из невиданного фрукта, присланного из Азербайджана племянником Левушки. Внук этого самого племянника, отправленный на учебу в Россию, под крыло Левушке и Фриде. Варенье. Племянник. Внук. Внук!
– Подождите, – быстро проговорила она, заметно волнуясь. – Вы же Волька! Внук Левушкиного племянника, который приехал из Азербайджана учиться в политехе. – Володя оторопело смотрел на нее. – Ну точно, это же вы! Я просто видела вас всего один раз, когда вы на втором курсе были. Это уж, наверное, лет десять прошло. Тогда еще и Левушка был жив, и Фрида. Я вас сразу не узнала, а сейчас вы заговорили про варенье из фейхоа, я и вспомнила. Это варенье было просто визитной карточкой Фриды. Она еще все время уточняла, что его правильно называть фейхоовое. А все смеялись. Вы меня, наверное, тоже не узнали, а может, и не помните. Моя бабушка очень с Фридой Яковлевной дружила.
Володя на Златино оживление никак не реагировал. Аржанов подумал, что этому услужливому, прекрасно воспитанному мальчику почему-то неприятен новый поворот разговора, и Златины восторги по поводу фейхоового варенья, и ее радостные воспоминания про Горских.
– Так-так, значит, вы – Горским родственник? – спросил Щапин. Видимо, лекарство подействовало, выглядел он здоровым и энергичным. С удовольствием отужинал, правда, избегая спиртного, и теперь тоже, шумно прихлебывая, пил чай. – Что ж не признались, когда мы про Веронику Берковскую говорили?
– Да я про эту Веронику даже не слышал никогда. – Володя вяло махнул рукой. – А хвастаться родством со знаменитостями мы не приучены. Мы всю жизнь сами по себе. Да и Горский мне так-то достаточно далекая родня. Брат деда. Практически седьмая вода на киселе.
– То-то вы к этой седьмой воде прибились, когда из Азербайджана в Россию сбежали, – резко сказал Аржанов, и Злата посмотрела на него с благодарностью. – Приютили вас тут, кормили, поили, в институт пристроили, деньгами помогали, пока вы в общежитии мыкались. Неблагодарная вы скотина. – Володя возмущенно посмотрел на него, но спорить не решился. Муромцев на помощь своему помощнику не спешил, Зимний отвернулся, пряча улыбку, да и Костромин тихо ухмылялся в свои седые усы.
Это мелкий инцидент, случившийся за ужином, почему-то оставил в Златиной душе гадкий осадок, но она заставила себя переключить мысли с неприятного Левушкиного племянничка на предстоящую ночь. Она представила Аржанова, лежащего на шкуре у ее кровати, и тихо улыбнулась.
– Пусть я падшая женщина, но сегодня я заставлю его переместиться с пола на кровать, – пробормотала она себе под нос. – В конце концов, с этим наваждением по имени Александр Аржанов нужно что-то делать. Скорее всего, после проведенной вместе ночи морок рассеется, я снова стану свободной в своих помыслах и смогу лететь обратно к привычному и удобному Артему. Конечно, мне еще никогда не приходилось так откровенно соблазнять мужчину, но когда-то же нужно начинать!
По-прежнему улыбаясь, она пожелала всем присутствующим в столовой спокойной ночи, вышла в холл и начала подниматься по лестнице.
– Я не понял, вы куда пошли? – Негромкий голос за спиной заставил ее оглянуться. У подножия лестницы стоял Аржанов. Сердце стремительно забилось, мощными толчками отправляя кровь в голову и выгоняя оттуда все только что занимавшие ее мысли.
– К себе, – пролепетала Злата.
– Куда вы пошли одна? – уточнил Аржанов. – Я, кажется, русским по белому объяснил вам, что вы не должны ни на минуту оставаться без присмотра. Моего или Антохиного. Вы что, слов не понимаете?
– Понимаю, – растерялась Злата и тут же рассердилась на себя за то, что прибегает к жалким оправданиям. – Я что, в детском саду? Мне отпрашиваться у вас нужно, чтобы в туалет сходить? Или униженно спрашивать разрешения пойти туда или сюда?
– Униженно не надо. Но оставаться одной я вам все-таки не рекомендую. Потерпите, Злата. – Голос его смягчился. – Мне нужен еще только один день. Мне и Зимнему. Я уверен, что в субботу мы получим ответы на все наши вопросы. А пока нужно немного потерпеть, потому что я не уверен, что опасность миновала. Сейчас придет Антон, и вы пойдете в свою комнату, где сможете заниматься всем, чем захотите. Он не будет вам мешать.
– А почему мне может помешать Антон? – глупо спросила Злата. – То есть при чем тут Антон?
– Он сегодня будет с вами ночевать, – ответил Аржанов и внезапно испытал острый укол радости при виде разочарования, явственно проступившего на ее хорошеньком личике. – Мне нужно домой съездить, у меня сын заболел, – счел нужным объяснить он. – Вы не обижайтесь, Злата, но сегодня у вас будет другой сторож. Не менее надежный, чем я.
– Я в этом не сомневаюсь, – сухо сказала Злата. Ее эротические мечты вдребезги разбились о суровую реальность. Она чувствовала себя отвергнутой, и это было отвратительное чувство. Слезы поднимались откуда-то из глубин души. Щипучие злые слезы унижения, которое разрасталось в груди, мешая дышать.
– Мне правда нужно ехать, – мягко сказал Аржанов и взял ее за руку. – Завтра мы с вами и с вашими друзьями целый день проведем на катере. Я приглашаю вас на прогулку, и уверен, что вы сразу простите меня за мой сегодняшний отъезд.
– Мне не за что вас прощать. – Гордость брала верх, Злата не давала пролиться непрошеным слезам и старательно пыталась принять независимый вид. Он не должен был видеть, что она расстроилась. Не должен, не должен, не должен. – Во сколько завтра нужно быть готовой?