И он на полной скорости погнал машину к Бронкс-Ривер-парквей.
Ответил на звонок Рон. В потоке слов, которые клокотали в трубке, она слышала раздражение, смешанное с облегчением.
— Господи Иисусе, Кейт, куда ты пропала? С тобой все в порядке?
— Абсолютно, — сказала она.
Его голос отдалился, когда она услышала, как он говорит:
— Это мама. С ней все в порядке. — Облегченное бормотание Кевина и Лиззи — и снова возник его голос: — Мы ужасно беспокоились о тебе. Почему ты не звонила? Словно исчезла с лица земли. Когда ты не появилась сегодня днем, я начал названивать твоей подруге, на твой сотовый — нигде никого. Мы были просто вне себя. Я уже собирался звонить в полицию Нью-Йорка!
— Здесь все было ужасно, Рон, — сказала Кейт. — Жаннет в коме. И не думаю, что она выйдет из нее.
Она хотела, чтобы в ее словах было как можно меньше лжи, но, поскольку в правду никто не поверил бы, ей приходилось как-то выкручиваться. Жаннет — настоящая Жаннет — в самом деле была в коме.
— Ох, — сказал Рон. — Прости. Но ты могла позвонить.
— А потом свалился и мой брат Джек.
— Давно потерянный Джек?
— Я тут наткнулась на него, а через три или четыре дня он серьезно заболел — высокая температура, бред. Так что одно нашло на другое.
— Да, тебе досталось. — Кроме беспокойства, в его голосе теперь звучало понимание. Это всегда было сильной стороной Рона: умение понимать. — Ты так и не сказала, как себя чувствуешь.
— Честно говоря, не очень.
— И все же… ты могла позвонить. Ты еще в Нью-Йорке?
— Да.
— Значит, на концерт ты никак не успеешь. — Он понизил голос. — Лиззи будет страшно переживать.
— Я знаю, Рон. Неужели ты думаешь, я и сама не переживаю? Позови ее, пожалуйста.
Возник голосок ее дорогой милой девочки. Кейт взмолилась, чтобы она ее поняла. И Лиззи сказала, что все в порядке, что будет и другой концерт, на котором она будет выступать специально для мамы, когда она вернется домой, — и Кейт расплакалась, и пообещала, что никогда в жизни больше не пропустит ни одного концерта.
— Ты же знаешь, Лиззи, что я люблю тебя больше всего в жизни, — сказала она. — Что бы ни случилось, никогда не забывай этого.
Затем она поговорила с Кевином.
— Я чувствую себя ужасно виноватой. Прочитала такую лекцию, что мы должны держаться одной семьей, и сама же не справилась… Но ты же знаешь, что, будь у меня возможность оказаться вместе с вами, я бы тут же это сделала.
— Конечно, ма.
— Так что замени меня, ладно? Будь моим представителем.
А затем она сказала ему, как гордится им, как любит его и хочет, чтобы у него все и всегда получалось в жизни.
На линии снова возник Рон. Голос у него был приглушенный.
— С тобой что-то происходит, Кейт? У тебя такой странный голос. Дети перепугались.
— Я не хотела волновать их, — сказала она. — Может, все дело в том несчастье, которое постигло Жаннет. Невольно начинаешь думать, что же хорошего ты сделала в жизни. И в чем ошибалась. Прости, что я так вторглась в твою жизнь, Рон.
— Ты? Нет, это было…
— Это моя вина, Рон. Во всем виновата я. Ты хороший человек, и тебе было бы куда лучше, если бы мы никогда не встретились.
— Но тогда не было бы Кевина и Лиззи.
— Да, это так. Они — лучшее, что мы сделали в жизни. — Она сглотнула. — Ты счастлив, Рон?
— Я? — Похоже, он удивился. — Не совсем, но терпимо. Нельзя ждать, что счастье придет к тебе дважды.
Эти слова поразили ее.
— Дважды? А когда было в первый раз?
— Может, десять лет назад, когда мы только начинали нашу практику, а дети пошли в школу. Я… я думал, что мы были отличной командой, ты и я. И казалось, перед нами открываются безграничные возможности. Никогда в жизни я не испытывал такого счастья. И мечтать не мог, что оно придет ко мне. И частью его была ты, Кейт. Это ты принесла его мне. Так что даже и не заикайся, что мне было бы лучше без тебя.
У Кейт потекли слезы по щекам. Она не могла произнести ни слова.
Пожалуйста, только не спрашивай, была ли я счастлива, подумала она, потому что порой думаю, что вообще не испытывала в жизни подлинного и искреннего счастья.
Да, были островки счастья в общении с детьми, была надежда на него, связанная с Жаннет, но настоящее счастье всегда оставалось где-то за углом, за следующим дальним холмом.
Наконец она обрела голос и с трудом сказала:
— Ты хороший человек, Рон. Отличный отец, а мужем ты был куда лучшим, чем я тебе женой. Никогда не забывай об этом.
— Мне в самом деле не нравится твой голос, Кейт. Ты… — Он еще больше понизил голос. — Похоже, у тебя депрессия. Но ты же не собираешься сделать что-то непоправимое?
Ей надо кончать этот разговор. И как можно быстрее. Прежде чем она сломается.
— Рон, — укоризненно сказала она, — за все эти годы ты мог куда лучше узнать меня. Дело в том, что я никогда так надолго не расставалась с детьми, а то, что здесь произошло, вызывает у тебя мысли о смерти. Я же не могу не думать: а что, если по пути домой со мной что-то произойдет? Ведь у нас никогда не было времени сказать людям, которых мы любим, как много они значат для нас, и поэтому мне так хочется дать им знать, как важны они для меня и как мне грустно, что я огорчала тебя. Вот и все, ладно? Я скоро буду дома. Ой, кто-то стучит в дверь. Мне надо идти. Пока.
Кейт отключила мобильник и опустилась на пол. Сдерживая слезы, она смотрела на телефон. Господи, как ей не хочется этого делать, но другого пути нет. Ради Кевина, ради Лиззи. Да и ради себя. Она должна справиться.
Взяв будильник, она положила конец всем эмоциям. Прижав его к бедру, она поставила таймер на 10.00 пополудни. На концах наспех скрученных проводов болтались два детонатора. Время она поставила навскидку, но прикидывала, что его должно хватить. Она уже достаточно знала о Единстве, дабы понимать, что новое место встречи довольно далеко, а мутация вируса в штамм, распространяющийся воздушно-капельным путем, — это дело отнюдь не нескольких минут. Она предполагала — точнее, молила, — что к тому времени окажется среди них.
Она аккуратно ввернула детонаторы в их прежние дыры, освободила наплечную сумку от всего лишнего и осторожно положила взрывное устройство на самое ее дно. Прихватив кухонное полотенце, она прикрыла бомбу, а сверху положила косметику и какие-то мелочи.
Найдя ручку и клочок бумаги, она быстро набросала записку Джеку, объяснив, что идет мутация и как она собирается положить ей конец. Она плохо представляла, куда ей придется ехать, но если он решит последовать за ней и успеет вовремя — то есть до десяти часов, — может, он найдет другое решение, которое позволит ей остаться в живых, чтобы увидеть, как растут Кевин и Лиззи, чтобы стать наконец свекровью и тещей, а потом и счастливой бабушкой…