Уголовно наказуемые деяния… что за чушь.
— Вот уж об этом не стоит беспокоиться. Какой окружной прокурор осмелится привлечь к суду такого героя? Знаменитость! Подумайте об этом. Любая дверь будет открыта перед вами. Да люди мечтают о такой возможности, которая вам представилась!
— А кое-кто — нет.
Неужели он не понимает, от чего отказывается? Спаситель встал:
— Как я уже сказал: порвать рисунки и обо всем забыть.
Он развернулся и пошел.
— Я не могу забыть! — вслед ему заорал Сэнди. — Это моя жизнь! Мое будущее! Я могу сделать так, чтобы вы появились! Могу опубликовать эти рисунки в завтрашней утренней газете!
Спаситель остановился, повернулся, и Сэнди обмер от взгляда его глаз. Может, он перестарался, может, он слишком надавил на этого человека… а давить на него нельзя.
— Знаешь… ты заставил меня подумать, что стоило бы еще немного подождать, прежде чем прикончить того типа.
Осознание, чем он обязан этому человеку, всей своей тяжестью обрушилось на Сэнди.
Он спас мне жизнь.
Есть штампы, клише. Сколько раз он слышал, как люди говорят, что им спасли почти все… но вот жизнь? Кому-то приносят потерянную связку ключей, помогают справиться со статьей или отчетом, снабжают перед важной встречей мятными таблетками.
— Вы же спасли мне жизнь.
Он и представить себе этого не мог.
Но рядом с этим человеком он понимал, что так и было. Сэнди знал, что он должен сказать: «Вы спасли мне все». Именно ему Сэнди был обязан и своей фамилией на первой полосе вчерашней газеты, и прошлой ночью с Бет, и большим толстым волосатым будущим… в которое он собирался въехать на спине этого человека.
Но Спаситель сказал: «Да шел бы ты к черту!» — и снова развернулся.
— Подождите! Прошу вас! Я вел себя как последнее дерьмо.
— Не буду спорить.
— Не можем ли мы что-нибудь придумать?
— Сомневаюсь.
— Но ведь должен быть какой-то способ, чтобы я получил свой эксклюзив, а вы бы остались в тени.
В тени… Сэнди по-прежнему испытывал удивление перед решительным нежеланием этого человека получить воздаяние за свой героизм, но он был слишком многим обязан ему, чтобы не отдать должное его желанию, каким бы оно ни казалось ему близоруким.
— Не вижу как, — сказал Спаситель. — Твой эксклюзив даст понять, что ты видел меня. Затем на тебя надавят, чтобы ты описал меня. И не твои боссы, а копы — главным образом, копы.
— А я скажу, что у меня есть право не открывать свои источники.
— И тут тебя обвинят в препятствии правосудию. Как ты думаешь, сколько выдержишь в Рикерсе прежде, чем расколешься?
Сэнди не хотелось сознаваться, но он сомневался, что выдержит хоть час в подвале Рикерса. И тут ему в голову пришла идея.
— Ничего не будет, если я скажу, что вы позвонили мне и изложили свою историю по телефону.
Похоже, что Спаситель, молча глядя на Сэнди, обдумывал этот вариант. Наконец он кивнул:
— Это сработает. Валяй и что-нибудь придумай — что хочешь. Расскажешь, что все это я тебе выложил. И поставим точку.
— Нет-нет. Так не пойдет. Я хочу, чтобы все было по-настоящему. Правду.
Шла речь о его будущем. Оно не может основываться на выдуманной истории.
— Правду? С каких это пор она кого-то волнует?
— Меня. И очень сильно. Спаситель уставился на него.
— Значит, ты не успокоишься, да?
Сэнди собрал все свое мужество и отрицательно помотал головой. Поймет ли его человек, который спас ему жизнь? Сэнди подумал, что нет.
— Простите. Я так не могу. Просто не могу. Между двоими людьми, которые застыли лицом к лицу, воцарилось долгое молчание. У Сэнди из-под подмышек текли струйки пота. Наконец он услышал:
— Так чего ты хочешь, малыш?
— Мне нужно услышать хоть что-то о вашей жизни, хотя не сомневаюсь, людей будет главным образом интересовать, как вы научились так стрелять, и почему тем вечером у вас был при себе пистолет, и, самое главное, о чем вы думали до и после того, как пристрелили киллера.
Еще одна пауза, а затем:
— Господи, это глупо, но если я лишь так могу отделаться от тебя… именно это я и имею в виду: ты исчезнешь и забудешь, что видел меня. — Он показал распечатку, которую отобрал у Сэнди. — И избавишься от них. От всех до одной.
— Договорились, — сказал Сэнди. Дать обещание было нетрудно — Спаситель все равно не сможет проверить.
— И не просто сжечь. Следы горения вызывают подозрение, и ты изумишься, если узнаешь, сколько интересного можно в наше время узнать из пепла. Порви в клочки не больше квадратного дюйма и спусти в сортир. Из сточной системы, которой пользуются восемь миллионов человек, уже ничего не извлечешь.
— Но есть одна, которую я не могу вернуть. У Хулио…
— О ней я сам позабочусь.
И вдруг ему стало совершенно ясно, что произошло этим утром. Ну конечно! Эта публика у Хулио опознала лицо на распечатке. И Хулио послал Сэнди в парк, потом позвонил Спасителю и рассказал, где он, Сэнди, будет болтаться.
Полный возбуждения, Сэнди вытащил из рюкзачка диктофон.
— Давайте начнем.
— Убери его. Никаких записей. И мы не будем рассиживаться у всех на виду. У меня тут рядом машина. Я буду рассказывать на ходу, а ты — записывать.
— В общем-то устраивает, — согласился Сэнди. Есть! — думал он, следуя за Спасителем к выходу из парка. Кровь в венах пузырилась как шампанское. Получилось! Все сошлось! Я на верном пути!!
— Ты отказываешься от «земмерлинга»? — изумился Эйб. — Не могу поверить.
Джек и сам не хотел в это верить. Он так долго носил на лодыжке свой маленький 45-й, что тот стал частью его самого. И расстаться с ним было тем же самым, что отрезать от себя кусок плоти. Но в свете того, что узнал от Сэнди Палмера, он понимал: этого было не избежать. Так что, отделавшись от Палмера, он направился прямиком к Эйбу и рассказал ему об этом «интервью».
— Мальчишка узнал о нем, потому что подслушал разговоры полицейских на месте события. И один из них опознал оружие по описанию.
Достаточно плохо, если в этом городе тебя задержат при оружии, а если убедятся, что при тебе пистолет, уже знакомый полиции…
Эйб понял его.
— Вот паршивые копы. А тебе так везло с ним.
— Ага. Особенно в последний раз.
Его беспокоил тот сосунок-репортер… или кем там числится Сэнди Палмер. Не то чтобы он был плохой, но жутко амбициозный. Он может пойти на любой компромисс, чтобы пробиться, — а Джек окажется в яме с кипящей лавой.