Держа при себе сотовый телефон, Кейт заглянула в спальню Джека — он все так же беспокойно ворочался под одеялом — и снова обратила внимание на Лиззи. Все эти события заставили ее пропустить утренний звонок детям. Впрочем, ничего страшного — по субботам они любили поспать, и ей пришлось подождать до обеда.
Главным образом, ей хотелось основательно поговорить с ними прежде, чем они убегут играть с друзьями, но пришлось разбираться с их запутанными детскими проблемами. Она должна была предвидеть, что без них не обойтись, но сейчас они меньше всего были нужны ей. Кевин отказывался идти на концерт Лиззи в понедельник. Лиззи делала вид, что ее это не волнует, но Кейт видела, как она обижена. Рон никогда не умел разбираться в конфликтах между детьми, так что, как бы она ни устала, Кейт пришлось взять на себя роль судьи.
Она вздохнула.
— Позови его.
— Я говорю, что меня это не волнует!
— Лиззи, пожалуйста, позови брата. Несколько секунд приглушенного разговора — и мрачный голос Кевина:
— Чего, ма?
— Что с тобой делается, Кевин? У тебя есть какие-то более интересные планы на вечер понедельника?
— Ну, мама, ты же знаешь, что я терпеть не могу эту музыку.
— Согласна, что это не «Полио», — упомянула она любимую группу сына, издающую какофонию, которую он называл «трэш-металл» и которую слушать было просто невозможно. Она понимала, что каждому поколению нужна музыка, которая действует их родителям на нервы, но… пожалуйста. — Дело не в музыке. Ты обижаешь сестру.
— Ты же слышала ее. Она не хочет, чтобы я приходил.
— Это всего лишь защита. Ты обидел ее. Мы всегда ведем себя как одна семья, Кевин. Даже после развода много ли мы с отцом и Лиззи пропустили твоих футбольных игр? Мы были почти на всех. И так же как на твои турниры, мы собирались всей семьей пойти на этот концерт. И ты — член семьи.
— Но, ма, это флейта! Надо же — флейта! Она мне действует на нервы!
— Для Лиззи это большое событие. Она месяцами готовилась к своему сольному концерту, и мы должны быть там, чтобы поддержать ее. Неужели ты хочешь убедить меня, что не в силах выделить два часа из своего плотного расписания и побывать у нее на концерте? Подумай, Кевин. Это очень важно. И неужели два часа в понедельник вечером так много для тебя значат?
— Нет, но…
— Можешь поспать на концерте, если тебе так уж невмоготу, но приди ради нее.
— Поспать? Да эта музыка просто убьет меня. Когда все кончится и вы увидите, что я сижу мертвый, как вы себя будете чувствовать?
— Не волнуйся. Я умею реанимировать. Буду дома в понедельник днем. Я заеду к отцу, и мы пойдем все вместе. Как семья. И я хотела бы рассчитывать на тебя, Кевин. Могу я?..
Долгая пауза и потом:
— Думаю, что да.
— Вот и отлично. Значит, до встречи. Люблю тебя.
— Я тебя тоже.
Кончив разговор, она сделала глубокий вдох. Улажен еще один домашний кризис. Она сочувствовала Кевину. Ее собственные музыкальные вкусы сформировались в шестидесятых и семидесятых годах, и для нее классическая музыка была так же трудна, как и для него, но тут дело было не в музыке. Концерт был семейным мероприятием, и она старалась, чтобы семья все же чувствовала себя единым целым. В этом и была ее миссия — нести эту ответственность. Потому что развод был делом ее рук.
Встав, она снова проверила, как там Джек. Он наконец перестал стонать и погрузился в глубокий сон; вот уже почти два часа кожа у него оставалась прохладной и сухой.
— Похоже, что ты справился, Джек, — прошептала она, приглаживая его спутанные волосы. Часам к четырем у него может снова подскочить температура, но она чувствовала, что на этот раз его иммунная система одержала верх. — Похоже, что ты победил.
Но что именно он победил, задумалась она, возвращаясь в другую комнату. С какой инфекцией он боролся весь день? Она надеялась, что это было просто заражение. В таком случае оно отнюдь не столь непобедимо или неизбежно, как порой думалось.
Но существовала возможность, что Джек подхватил какой-то другой вирус, и симптомы говорили, что организм отчаянно борется с ним.
Окончательное решение вынесет лишь время.
Кейт зевнула и потянулась. Прошедшей ночью она почти не спала. Но при всей усталости она сомневалась, что сможет уснуть. Тем более после сегодняшних событий, после того, как она узнала, что нечто, именующее себя Единством, испытывает дьявольское желание стереть ее личность, ее индивидуальность, да и ее саму.
Горло ее перехватил спазм. Я не хочу умирать!
Именно это и влечет за собой слияние с Единством: смерть. Конечно, тело ее будет жить, а вот неповторимость личности, для которой оно служит оболочкой, исчезнет. Все ее ценности и достоинства, все те мелочи, из которых и состоит личность, — все это исчезнет. Ее больше не будет интересовать ни музыка, ни картины, ни кинофильмы, которые она любит потому, что они не служат практической цели размножения особей. А Кевин и Лиззи превратятся из двух самых дорогих для нее существ в жизни в пару потенциальных хозяев с такими, как у нее, генами, и цениться они будут лишь за свою способность производить новых хозяев.
Она должна еще раз повидаться с Филдингом, что она первым делом и сделает в понедельник утром, перед тем как ехать домой. Может, он был прав. Он сказал, что предоставляет Жаннет лучший шанс. А вдруг и ей тоже? Единство не скрывает своих опасений перед Филдингом. А то, что не нравится Единству, может пойти ей только на пользу.
Размышляя на эту тему, Кейт последние два часа не чувствовала, что Единство стремится проникнуть в ее мысли. Оно слишком занято чем-то другим? Что бы это могло быть, подумала она. Впрочем, не важно. Главное, чтобы оно оставило ее в покое.
Но если поспать не получается, по крайней мере, можно лечь и полежать с закрытыми глазами, тем более что кризис у Джека миновал.
Она с наслаждением вытянулась на диване и, положив руки на грудь, переплела пальцы. Обычно она прикидывала дела следующего дня, но сейчас этим заниматься не будет. Рискнет ли Единство снова овладеть ею, попытается ли использовать ее, чтобы извлечь секрет противостояния Джека?
Кейт закрыла глаза. Она должна противостоять Единству, не позволяя украсть то, что принадлежало ей, — точнее, самое себя. Но как?
Раздумывая над этим вопросом, она погрузилась в сон.
— Вроде ты не очень доволен, — сказал Джей Покорны.
Вчетвером — Сэнди с Бет и Покорны со своей давней подружкой Элис — они устроились у длинной стойки бара «Кении» на Бликер-стрит в Виллидже, где и пропустили по рюмочке. Стойка тянулась вдоль левой стены; столы толпились дальше, где у задней стенки притулилась небольшая сцена. Идею зайти в «Кении» предложил Покорны — им обязательно надо послушать какую-то новую группу. Но уже минуло одиннадцать, а музыки все не было.