Book.

Теперь мама тоже занимается по утрам гимнастикой. И даже водит Тигра на занятия в спортивный зал для малышей – вот уж это, по-моему, чистой воды безумие.

Тигр и без гимнастики настоящий бандит. И на кровать умеет забраться, и в любую щель залезет. Его сдерживать нужно, а не подстрекать к новым подвигам.

По дороге Стив попытался завести со мной обычный разговор ни о чем. Он никогда не знает, о чем со мной говорить. А я не знаю, о чем мне с ним. Сегодня он спросил, что я думаю о переезде в Австралию.

– Ммм, – отозвалась я.

Он сказал, что будет волшебно жить в таком городе, как Сидней. Я повторила:

– Ммм.

После этого он от меня отвязался, включил радио, и дальше мы ехали, слушая музыку. Стив пытался что-то подпевать, я молчала. Пою я только с одним человеком – с папой.

По радио завели песню Кайли Миноуг.

– Она австралийка, – объявил Стив.

– Ммм, – ответила я.

– Может быть, мы все вскоре начнем говорить, как она. Не та-ак ли, пряа-атель? – сказал Стив, жутко пародируя австралийский акцент.

Что я могла на это ответить? Разумеется, только:

– Ммм.

Я должна была продумать, что я скажу папе. И когда мне лучше сказать ему про Австралию. Я искала нужные слова, но у меня ничего не получалось – словно завис компьютер, который у меня в голове. Так я ничего и не придумала.

В нужном месте Стив свернул и подкатил к папиному кафе. Я взглянула на знакомую вывеску: «Кафе … арли». Оно названо по имени моего папы, но зовут его не арли, а Чарли. Просто заглавная буква «Ч» давным-давно отвалилась. А мама всегда называет папино заведение «Кафе у Дуба» – наверное, хочет таким образом его оскорбить.

Раньше кафе ломилось от посетителей. Самым большим спросом пользовались папины сэндвичи с жареной картошкой, все хотели их заказать. Из строящегося рядом микрорайона стекались толпы рабочих. Во время ланча кафе было переполнено, сюда прибегали студенты из соседнего института. Но потом пришла мода на так называемое здоровое питание, и студенты стали ходить в свою институтскую столовую и есть там салатики. Строители достроили офисные корпуса и уехали на другую стройку, а сменившие их офисные служащие предпочитали приносить с собой завернутые в бумагу сэндвичи из дома. Они не хотели покупать у папы ни бутерброды, ни жареную картошку. Какое-то время у кафе еще оставались кое-какие постоянные посетители, но затем совсем неподалеку на нашей же улице открылась пиццерия, и они перетекли туда.

После этого у папы появилась масса свободного времени, чтобы привести кафе в порядок, но до этого у него никак не доходили руки. Краска на стенах кафе облупилась, окно помутнело от грязи настолько, что кто-то из местных мальчишек написал на нем пальцем неприличное слово. Табличка с меню покосилась, одна занавеска слетела с карниза, а прямо возле двери кто-то накидал пустых картонок из-под пиццы.

– Бедный старый Чарли, – сказал Стив. – Его кафе стало выглядеть как настоящая помойка. К нему еще заходит хоть кто-нибудь?

– Толпы народа, – ответила я. – Мой папа лучший повар в мире. Когда-нибудь он откроет большой ресторан. Уверена, что он станет одним из самых знаменитых поваров, которых показывают по телевизору, у него будет своя программа, а еще он будет издавать книги по кулинарии.

– Ммм, – сказал Стив.

– Вот погоди, Стив. Он станет в сто раз успешнее тебя, – сказала я, схватила свой рюкзак и пулей выскочила из машины.

Надеюсь, он не наябедничает маме, что я ему надерзила. Я влетела в кафе, на двери громко звякнул колокольчик. Внутри было пусто, почти все стулья стояли перевернутыми на столиках, накрытых скатертями в сине-белую клетку. Посетителей было всего трое.

Билли Щепка, сгорбившись над столом, ел сэндвич с жареной картошкой и внимательно прислушивался к голосу спортивного комментатора, доносившемуся из его хрипящего и шипящего транзистора в треснувшем корпусе. Билли Щепка приходит сюда каждый день, чтобы съесть сэндвич с жареной картошкой, хотя сам жарит по вечерам такие бутерброды в своем прицепе-закусочной, который стоит возле железнодорожной станции. Мой папа еще мальчишкой ходил в закусочную Билли. И папин папа ходил в нее, когда сам был мальчишкой. Эта закусочная-прицеп была у Билли Щепки всегда. Билли Щепка очень старый, совсем седой и ходит медленно-медленно, потому что никогда никуда не торопится. Он спит допоздна, затем приходит в папино кафе съесть сэндвич с жареной картошкой, весь день просиживает в букмекерской конторе, где делают ставки, а ближе к вечеру подвозит свой прицеп к станции и жарит в нем картошку до тех пор, пока не закроются все пабы и не уйдет последний поезд.

За соседним столиком Старый Рон ел яичницу с беконом. Он сидел в плаще и кепке, хотя в кафе было ужасно жарко. Рон тоже старый, но не такой, как Билли Щепка. Он кивнул и подмигнул мне, но поскольку у Рона нервный тик и глаз постоянно дергается, я не была уверена – он меня приветствует или просто так моргает.

В другом конце кафе сидела мисс Дэвис, она пристроилась так, чтобы оказаться как можно дальше от двух стариков. В папином кафе она встречала их каждый день, но до сих пор ни разу не заговорила ни с одним из них и даже не смотрела в их сторону. Мисс Дэвис сидела спиной к ним и пила чай. Рядом с ней на полу стояла сумка на колесиках, и одной рукой мисс Дэвис придерживала ее, словно опасалась, что сумка может сама укатить куда-нибудь на своих колесиках. Сумка была набита черствым хлебом и птичьим кормом. Мисс Дэвис каждое утро кормит всех голубей в округе и в папино кафе заходит, чтобы передохнуть и выпить чаю – оно находится как раз на середине ее обычного маршрута.

– Привет, папа! – позвала я.

Он выглянул из маленького кухонного окошка и тут же выбежал в кафе.

– Как поживает моя дорогая именинница? – спросил он, крепко обнимая меня. От папы пахло жареной картошкой. Он подхватил меня и закружил так, что мои ноги запорхали в воздухе.

– Осторожнее с моей сумкой, – сказала мисс Дэвис, хотя мы были в ста километрах от нее.

– В три тридцать на скачках бежит лошадь по кличке Праздник, – сказал Билли Щепка. – Нужно будет поставить на нее, и если я выиграю, куплю тебе подарок ко дню рождения, Флосси.