Он меня знает, заключил Илай, а я его — нет.
Может даже сейчас явиться в больницу, прикинувшись посетителем, навещающим кого-то другого, дождаться ухода Стросса с Адрианом и завершить свое дело.
Если бы только узнать его имя... Тогда Круг начал бы действовать и быстро управился, благодаря своим связям.
— Номер телефона достал? — спросил Илай.
— Угу. — Детектив выудил из кармана бумажку.
— Набери.
— Шутишь? Он же не прослеживается и...
— Сейчас же набирай!
Стросс, пожав плечами, настучал номер на висевшей у кровати трубке, протянул ее Илаю. После четырех гудков безличный голос ответил: «Абонент недоступен».
— Оставь номер на тумбочке.
— Говорю тебе, пустая трата времени. Он этот телефон не включает.
— Попробую. Кто знает, вдруг повезет.
Илай сам не знал, что говорит, но номер телефона оставался единственной ниточкой к напавшему на него человеку.
— Смотри-ка, — охнул Стросс, кивая на телеэкран. — Да это же...
Илай шикнул на него и прибавил громкость, узнав лицо вьетнамского мальчика. Он пропустил начало репортажа темнокожей женщины в толпе на тротуаре, явно сегодня днем снятого. Звали ее Филиппа Вилья, она брала на улице интервью у прохожих, задавая вопросы насчет недавнего похищения маленького Дук Нго и насильников над детьми.
Насильников над детьми! Почему все уверены, будто ребенку грозило сексуальное насилие?
На экране мелькали размытые физиономии манхэттенского люмпен-пролетариата, слышались предсказуемые заявления о чрезмерной мягкости наказаний за такие дела. Илай все сильней злился. Ничтожные невежды понятия не имеют об истинной цели Круга. Эта самая репортерша, Филиппа Вилья, их раскручивает. Круг имеет могучие связи в средствах массовой информации. Следует заняться ее дальнейшей карьерой.
Он уже собрался переключить канал, когда на экране всплыло крупным планом лицо репортерши.
«Если вы считаете опрошенных нами людей слишком жестокими, послушайте женщину, которая не пожелала предстать перед камерой. Мы записали ее слова».
Похитителя мальчика надо кастрировать...
Илай сдержал стон, вспомнив, как в сокровенную плоть вонзился его собственный нож.
Потом руки отрезать, чтоб он никогда не касался другого ребенка, потом ноги, чтобы не гонялся...
Стросс сделал шаг назад, как бы стараясь физически и эмоционально отстраниться от телевизора.
Потом язык, чтобы не заманил в машину, потом глаза выколоть, чтоб больше не заглядывался на детей...
Адриан сморщился, вытер лицо трясущейся рукой.
Нос оставим, пусть нюхает свою гнилую вонь...
Кнопка капельницы треснула в пальцах. Илай даже не понял, что нажал так сильно.
Забудем журналистку. Уничтожить надо кое-кого другого. Если удастся найти.
— Слышали? — обратился он к Адриану и Строссу. — Слышали, что говорит о нас эта женщина?
— Не о нас, — поправил его детектив. — Ей ничего не известно о Круге. Кроме того...
— Она думает иначе. Думает, будто знает о наших намерениях. Фактически ничего не знает, но считает себя вправе выступать публично и обвинять нас в насилии над детьми. Неужели мы это стерпим?
— Что тут можно сделать? — буркнул Стросс.
— Всегда можно что-нибудь сделать.
— Да ну? Например?
Недоверие Фреда взбесило Илая.
— Найти эту болтливую женщину и преподать урок.
— По-моему, ты хватил через край, Илай, — заметил Стросс.
— Думай, что говоришь! — прошипел тот. Хотел крикнуть, однако сдержался. — Не в тебя нож всадили...
— Если мы ее найдем, тебе легче не станет.
— Станет! Это я вам обещаю.
Илай хорошо понимал, что хватил через край, но он был чересчур уязвлен и испытывал острую боль, а Стросс лишал его возможности отомстить, не обещая найти обидчицу в обозримом будущем. Только это дало бы желанный выход накопившейся злости.
— Как я ее найду? Она ж не преступница.
— Свяжись с Грегсоном.
— Грегсон работает в Эн-би-си.
— Он знает, как надо действовать. — Ярость кипела, переполняя Илая. Надо водить Фреда за ручку? Илай сам должен все делать? — Если не можешь выяснить имя агрессора, узнай, кто эта женщина! Сделай хоть что-нибудь, черт побери!
Чарли закрыл Библию. Хотел прочитать в книге Иезекииля про крест тау, да ничего не вышло — слова в голове не укладывались.
Может быть, из-за гремевшей в наушниках музыки, веселой тараторки ансамбля «Блаженство» под названием «Начнем». Песня точно лирическая, да сегодня игривая аранжировка и натужные голоса раздражают. Он вытащил лазерный диск из портативного проигрывателя сунул в щелку «Дух века» в исполнении «Алабамских слепцов». Традиционная гармония облегчила головную боль, Чарли растянулся в постели, закрыл глаза, помолился об умиротворении души.
Какое сегодня умиротворение? Перед глазами до сих пор стоит брат, барахтающийся, словно тонущий кот, в море крови, голос Джека в ушах талдычит про Иное...
Где же тут Иисус? Почему это все происходит?
Может, ему — Чарли — послано испытание? Чего? Веры?
Вера его однозначно сильна и могуча, до того крепка, что не верится, как он жил без нее до второго рождения. Теперь она вроде кислорода. Без нее он на месте откинет копыта.
Хотя кто сказал, что испытание послано мне? Может, испытывается вера Лайла... в ничто?
Так же крепко, как Чарли верит в спасительную любовь Иисуса, Лайл не верит ничему, кроме своих пяти чувств. Может быть, Бог дает ему шанс увидеть, что в жизни есть не только ощущения, существует не только тело, в каждом человеческом теле живет бессмертная душа, которая предстанет перед судом по окончании земной жизни. Может, Лайл получает возможность изменить свою жизнь, принять от Иисуса спасение, увидеть свое имя, записанное в Книгу Жизни...
Но если это дело Господне, почему Он прячет Свою руку?
Потому что так хочет.
Не старайся угадать волю Господа, напомнил себе Чарли.
А при чем тут Джек и Джиа? Оба явно не получат спасения. Джиа верит в Джека, а еще во что?
Джек — загадка. Здорово тогда сказал, что надо отвечать делом на дело. Правильно, так и надо... А что они с Лайлом делают, чем на хлеб зарабатывают?
Джек не такой записной реалист, как Лайл, однако его рассказ про Иное, Союзника, вечный конфликт двух космических сил... колотун нагоняет. Где тут Бог? Библейский Бог даже не отрицается, просто не упоминается. Он отброшен, забыт, словно старая лавка на обочине скоростного шоссе.