Кровавый омут | Страница: 82

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Надо немедленно проводить церемонию! Прежде чем закроется окно новолуния.

Он снова взглянул на застывшего в нерешительности детектива.

Осмелиться?

Обязательно.

— Возможно, ты прав, Адриан. Но единственный способ это проверить — посмотреть, к чему приведет удар Фредди. — Он взглянул в глаза детектива. — Давай проведем эксперимент.

— Нет, — промычал Стросс, тряся головой, отступая назад. — Слишком рискованно. Не хочу экспериментировать с убийством.

— Слава богу! — вздохнул Адриан, привалившись к стене.

Илай тоже чувствовал облегчение, не желая себя выдавать, и поэтому просто сказал:

— Пожалуй, ты прав. Необходимо как можно скорей провести церемонию.

— Да ведь времени нет! — крикнул Минкин. — Окно открывается на три ночи до и после новолуния. Надо еще достать нового агнца...

— К вечеру пятницы, — уточнил Илай. — Причем чтобы к нам от него не вела ни единая ниточка. — Практически невозможно. Впрочем, надо сохранять спокойствие, прежде всего казаться спокойным. — Попросим членов Круга предложить подходящие кандидатуры. Кстати, — обратился он к детективу, — удалось продвинуться в поисках нападавшего?

Тот мотнул головой:

— Нет. Зато я нашел бабу, которая выступала вчера вечером по телевизору.

— Превосходно. Весьма отрадно видеть, что ты для разнообразия приносишь пользу. И как же ты ее отыскал?

— Да фактически запросто. Грегсон выдал мне копию видеозаписи, которая не пошла в эфир. Они сняли ее интервью, а она не подписала согласия на трансляцию. Симпатичная, кстати сказать. К счастью, оператор тащился за ней до самого такси. Я разобрал номер, сделал несколько звонков, разузнал, где таксист ее высадил.

— Очень хорошо. — Женщиной Илай собирался заняться попозже, но воспоминание о ее речах вновь разожгло злость. — Кто она такая?

Стросс вытащил блокнот.

— Джиа Ди Лауро. Вроде художница. Только тут что-то не вытанцовывается. Я заглянул в декларацию о доходах — она близко не заколачивает столько денег, чтоб жить даже рядом с таким шикарным кварталом.

— Художница?.. — промычал Илай. — Ну, для начала надо посмотреть, где продаются ее картины, на кого она работает, выяснить источники дохода, а потом...

— У нее есть ребенок.

Илай затаил дыхание. Ребенок! Трудно поверить в такую удачу.

— Продолжай.

— Снова странное дело. Дочка родная, но с другой фамилией: Вестфален. Виктория Вестфален.

— Сколько ей лет?

Пожалуйста, пусть будет меньше десяти, мысленно попросил Илай. Умоляю.

— Восемь.

В комнате воцарилась тишина. Мужчины переглянулись.

— Восемь, — выдохнул Адриан. — Идеально...

Более чем идеально, подумал Илай. Если удастся вовремя отловить, будет агнец для следующей церемонии. Жертвоприношение подрежет матери слишком острый язык.

Прекрасно. Открывшаяся возможность разогрела кровь.

— Разузнай все об этом ребенке, Фредди. Все. Немедленно. У нас не так много времени.

6

Джек явился в риелторскую контору Кристадулу чуть раньше назначенного времени. Поскольку она стояла на Стейнвей-стрит, решил убить двух зайцев, добежав по пути до абонентского почтового ящика в Куинсе. Есть у него еще ящики в Хобокене, на Манхэттене, но вся почта оттуда дважды в неделю пересылается сюда, в Асторию. Сунув под мышку пару плотных желтых конвертов, решил убить оставшиеся десять минут, осмотревшись вокруг.

Агентство Кристадулу располагалось в старом каменном здании в сердце одного из самых оживленных торговых кварталов с витринами, сплошь заставленными снимками предлагаемой на продажу недвижимости. Остаток улицы застроен трехэтажными домами — внизу магазины, выше квартиры.

Он направился к югу по западной стороне мимо старушек гречанок с хозяйственными сумками, многочисленных черноусых парней, болтавших по сотовым телефонам, смеявшихся тараторивших парочек, практически не слыша английской речи.

Деловая жизнь — образцовый пример этнического разнообразия. Кричащая фасадная вывеска «Медицинское обследование иммигрантов», кафе-кебаб, деликатесная лавка «Нил», восточные ковры, какая-то «Исламская мода, инкорпорейтед», чуть дальше египетское кафе, «Арабский общественный центр», педиатрический центр «Фатима», дальше колумбийская булочная и китайский массаж, специализирующийся на подошвах и спинах.

Джек пересек улицу, свернул назад на север мимо ирландской пивной Сисси Макгинти, ресторана «Рок-н-ролл», кафе с аргентинскими бифштексами, египетской кофейни рядом с итальянским «Эспрессо», остановился перед витриной исламской лавки с молитвенными ковриками, кадильницами и специальными часами: «Будильник пять раз полностью читает азан, самый крупный светящийся циферблат с календарем на 105 лет». Ничего не поймешь.

Из такси вылез Лайл в виде стопроцентного африканца в черно-белом кафтане-батике, белых хлопчатобумажных штанах, сандалиях, яркой вязаной ермолке, мигом растворившись в экзотической местной толпе, где Джек, напротив, выделялся в «ливайсах» и рубашке гольф.

— Явился, — проворчал Лайл, заметив его. — А то я не знал, получил ли мое сообщение.

— Получил. — Он махнул вокруг рукой. — Неужто тут все ладят между собой?

— Вполне.

— Надо бы ООН сюда перенести, пускай посмотрели б, как люди живут.

Лайл только кивнул, не испытывая подобного энтузиазма. Хотя глаза прятались за темными очками, на лице застыло напряженное выражение.

— Ты в порядке?

— Я? В порядке? Даже близко речи быть не может.

— Ясненько. Что стряслось?

Лайл взглянул на часы:

— Потом расскажу. Сейчас пойдем к старику. Только я тебе сперва объясню, как намерен сыграть, хорошо?

— Разумеется. Ты устраиваешь представление. Валяй.

— Надо, чтоб он подумал, будто я думаю, что в доме привидение.

— Так и есть.

— Да, но он не должен знать, что там на самом деле творится. И ни слова о Таре Портмен, или как она там себя называет.

— Тара Портмен была реальной личностью, — сообщил Джек. — Мы с Джиа вчера вечером отыскали ее в Интернете.

— Что значит «была»?

— В девять лет ее похитили. Летом восемьдесят восьмого года. Никто никогда ее больше не видел. На снимке та самая девочка, которую видела Джиа.

— О господи! — Лайл расплылся в ухмылке, захлопал в ладоши. — Ох, боже, боже мой!

Джек ожидал изумления, благоговейного страха, но не откровенной радости.

— Что тут такого хорошего?