С губ вождя сорвался отчаянный крик:
— Продорра! Продорра! Продорра!
Подделка!
Молодые мародеры вновь возникли в поле зрения — бежали через бугор обратно к ферме. Ладно, хоть кто-то услышал в таком-то шуме. Теперь, возможно, они сумеют…
Выстрел! Одного из бегущих охватило со спины оранжевое свечение. Другой обернулся — и вмиг был зажарен заживо. Тело вождя среагировало само, моментально скрючившись под прикрытием проклятого влагоуловителя.
— Уа-ху!
Над барханом мазнуло металлическим, медно-зеленоватым. Знакомая картина: лендспидер, который ранее преследовал их у высокой скалы. Сейчас, как и тогда, в его открытой кабине теснилось несколько молодых поселенцев, гогочущих и стреляющих наугад.
Стоило только перекатиться за другой влагоуловитель, как вернулась прежняя уверенность. Никакого крайт-дракона не было, были только поселенцы. Тускены могли бы их одолеть, могли бы выстоять.
Но они и не думали стоять. Один рванул в неизвестность востока, и за ним устремились два других лендспидера. А неуклюжий воин-ребенок, лишь несколько дней назад переживший обряд инициации, спрятался за сараем, трусливо скребя песок. Куда подевались остальные — только солнцам известно.
Плохо.
Первый спидер облетел поселение по кругу, и все это время его седоки поливали окрестности огнем. Потом появился другой, более изящный, с округлыми очертаниями. В открытом салоне, защищенные лишь ветровым щитом, умещались двое: суровый мохнолицый мужчина управлял машиной, а его спутник постарше бесстрашно привстал с сиденья.
Этого человека воины племени уже видели, правда издалека. Гладко выбритый, старше почти каждого из живущих ныне тускенов… и все время с одним и тем же неясным выражением на лице.
Улыбчивый.
— Ребята, давайте к югу! — крикнул он, сжимая в руках макробинокль. — Загоняй их!
Понимать все его слова было необязательно — смысл был очевиден. Пропавшие воины не таились поблизости, готовясь выступить. Разбитый отряд ударился в бега.
Завидев лендспидер высокого человека, съежившийся юный тускен пискнул и вскочил на ноги. Обронив гадерффай, он бросился наутек.
— Уррак!
Стой!
Но поздно. Первый лендспидер качнулся, и его шумные седоки изрешетили убегающего бластерным огнем. И шести дней не прошло, как он стал воином, а умер за секунды.
Это было уже слишком. Бежать — за хибару, только оружие, конечно, не бросать. Бежать подальше от гогочущих поселенцев, которым глаза застили их убийства. Путаясь в развевающейся рваной материи, перевалиться через дюну в пыльный распадок. Потом еще одна дюна, а за ней и другая.
Наконец, задыхаясь, опуститься на землю. Трое погибли… а может, и больше. Песчаный народ не мог себе позволить потерять ни единого воина.
Хуже того — они проиграли поселенцам из-за подлой уловки, на которую еще четыре года назад не купился бы ни один тускен. И теперь поселенцы знают: могучие тускены уже не те, что раньше.
На ноги подняться удалось с большим трудом. Взгляд упал на песок: старшая тень удлинилась. Как и старший брат, отряд нанес удар — и промахнулся.
Настало время тускенам прятаться. Снова.
Оррин Голт возвышался над поселением, надменно созерцая, как тускены бегут со всех ног — и находят лишь смерть. Обхватив рукой шпиль влагоуловителя, он проводил взглядом последний скрывшийся за горизонтом лендспидер.
— «Клич», все в порядке, — произнес он в комлинк. — Вырубайте.
Отпустив кнопку комлинка, он прислушался. В ушах до сих пор стоял звон от установленной на влагоуловителе сирены, которую он только что отключил вручную. Щурясь из-под полотняных полей походной шляпы, Оррин обводил взором окрестности. Все сирены в километрах отсюда одна за другой смолкли, и тишина снова вернулась в пустоши.
Он взглянул на комлинк и расплылся в улыбке. «Оррин, старина… умеешь ты всех построить». Было приятно достичь того периода жизни, когда окружающие выполняют то, что ты им говоришь. Тем более на Татуине, где люди рождались строптивыми и никто не подчинялся чужим приказам.
Опасность миновала. Впервые после того, как был получен сигнал о бедствии, Оррин позволил себе глубокий вдох и оглядел неплодородные просторы. Сам он родился почти пятьдесят лет назад на такой же ферме, вдалеке даже от самого захолустного транспортного узла. И даже сейчас по утрам не было для него ничего отраднее, чем отправиться в патруль.
Из-за этого его считали психом. Все его знакомые предпочитали вечер, когда жара отступала. Но как только солнца скрывались и воздух облеплял тебя тяжелой неживой массой, надо было спускаться в подземные укрытия. После заката не жди ничего хорошего, кроме рыскающих тускенов да еще кого — поди разбери. А утро было словно освобождением из тюрьмы, — по крайней мере, так виделось Оррину. На Татуине ты всю ночь проводишь в норе, как вомп-крыса, но лишь в ту секунду, когда выходишь наружу, становишься человеком.
А потом наступал тот краткий период между восходами первого и второго солнца, когда мимо в последний раз проносился холодный ночной ветер и сама планета словно вздыхала. Успешные влагодобытчики только и жили этими моментами, когда драгоценные капли, родившиеся в эту ночь, вдруг понимали, что на них охотятся, и пытались скрыться. Сметливые фермеры вроде Оррина чуяли их и шли по следу. И настичь их было возможно — потому что при дневном свете тебя ничто не могло остановить. Не в этих местах. Не по нынешним временам.
Таковы были правила. Новые правила, может быть, — но это были его правила, установленные благодаря тяжкому труду и наставничеству.
«Кажется, эту свору тускенов предупредить забыли», — подумал фермер, спускаясь по лесенке. Разбойники погубили не только утро местных жителей. Оррин поморщился. Путь тускенов вглубь поселения был усыпан «кишками» ремонтных и охранных дроидов. Два влагоуловителя искрили, эксплуатационные люки у их подножия были распахнуты настежь. То тут, то там по всему двору виднелись пятна выжженной земли. Отдельные еще дымились, а песок был расплавлен бластерными выстрелами до сверкающего стекла. Это уже его ребята постарались, не тускены. Оррин никогда не слышал, чтобы Красный Глаз врывался в поселения с бластерами.
Красный Глаз. Никто другой не смог бы организовать эту вылазку. Ни один тускен в этой части Джандлендских пустошей не осмеливался нападать на рассвете. Но никому даже мельком не удавалось взглянуть на Красного Глаза и дожить до того, чтобы рассказать об этом. Тем, кто выживал, Оррин намекал, что они столкнулись не с Красным Глазом, а с каким-то другим тускеном, у которого нрав-то полюбезнее. Описания печально известного разбойника различались. Худой или толстый? Мужчина или женщина? Низенький и коренастый или вуки в балахоне?
Только по двум пунктам все рассказы сходились. Красный Глаз был беспощаден, как пожар; и тогда как прочие песчаные люди глядели на мир сквозь металлические шоры, этот разбойник, должно быть, где-то лишился одного глаза. Вместо того чтобы снять окуляр, Красный Глаз вставил в него алый камень.