Переодевшись в спортивный костюм, Федоров только повернулся к двери, как она без стука открылась, и на пороге появился матрос с алюминиевыми судками в правой руке.
О принадлежности матроса к камбузу говорил приятный запах ванили, исходящий от его ослепительно белой робы.
— Поставь судки на столе! — приказал Федоров, беря из сумки вафельное полотенце.
Завтрак состоял из пшенной каши, кусочка сливочного масла и двух кусков хлеба. В закрытой крышкой алюминиевой кружке нашелся горячий чай, который Федоров с удовольствием выпил, после чего аккуратно сложил посуду в судки, дав себе зарок завести точно такую же кружку.
Выпив чай, Федоров улегся на нижнюю койку и незаметно для себя заснул.
Разбудил Федорова негромкий голос:
— Старшина! Вставайте! За вами приехали!
— Одну минуту! — попросил Федоров, в одних трусах выскакивая в коридор.
Минуту поплескавшись в умывальнике, в темпе заскочил в свою каюту и, схватив брюки, вопросительно посмотрел на стоявшего столбом матроса.
— Приехал матрос на здоровенном мотоцикле с коляской за вами! — доложил матрос, делая большие глаза.
— Где он стоит? — спросил Федоров, кидая недоуменный взгляд на свою заправленную койку.
— За КПП! — проинформировал матрос, ногой пододвигая к кровати табуретку, на которую Федоров уселся, начиная надевать ботинки.
— Сколько человек за мной приехали? — на всякий случай спросил Федоров, прикидывая, где ему взять увольнительную.
«Я только сегодня приехал и еще нигде не отмечался! Так что моя командировочная из Владика еще действительна!» — успокоил себя Федоров, надевая на себя бушлат.
Секунду подумав, перекинул вещи из сумки в вещмешок и, взяв ее в руки, пошел вслед за матросом.
КПП оказалось в трехстах метрах от пирса, около которого только три часа назад были пришвартованы две подводные лодки.
Сейчас лодок около пирса не было.
А вот около двух огромных металлических ангаров, от которых к пирсу шла узкоколейная железная дорога, суетились матросы, сгружая из двух вагонов какие-то мешки и ящики.
— А ты говорил, у вас такого старшины нет! — со смехом заявил матрос, на котором вместо бескозырки был надет танкистский шлем, а на лбу красовались очки-консервы.
— Ты где сядешь? — спросил матрос, протягивая второй танкистский шлем.
— Сзади! — ни секунды не раздумывая, определился Федоров, пока ни слова не говоря дежурному по КПП матросу с трехлинейной винтовкой.
— Тогда поехали! — предложил матрос, подходя к своему трехколесному мотоциклету.
Два раза толкнув кик-стартер, матрос завел мотоциклет, в котором проглядывался немецкий «БМВ».
Мотор работал с перебоями, щелкая плохо отрегулированными клапанами.
— Сейчас прибавлю обороты, и он помчится, как птица! — пообещал матрос, усаживаясь на водительское место.
Федоров критически хмыкнул и, надев на себя грязный танковый шлем, говорить вслух ничего не стал.
Кафе «Лотос» находилось на улице Строителей, всего в двадцати метрах от кромки воды.
Едва мотоциклет остановился перед кафе, как со второго столика приподнялся Каналов, одетый в щегольскую морскую форму, приветственно поднял правую руку.
Федоров не торопясь слез с заднего седла и критически осмотрел себя. Форма была безнадежно испорчена. Если бушлат еще можно было снять, так как было довольно тепло, то черные брюки были безнадежно испорчены — стали сплошь серыми и в каком-то пуху.
— Сейчас я тебя почищу! — обрадовал матрос, вынимая из коляски завернутый в парусину небольшой сверток.
В свертке обнаружились приличных размеров щетка и комок сырой резины размером с мужской кулак.
— Отставить чистку, матрос! Приедешь сюда через час! Привезешь два танкистских комбеза шестьдесят второго размера! — скомандовал военврач, критически оглядывая сплошь запыленного Федорова.
— Мне не дадут! — заныл матрос, теперь уже со злостью смотря на Федорова.
На военврача второго ранга грязный, как чушка, матрос, у которого сверкали только глаза, обведенные светлыми полукружьями от очков, сдвинутых на лоб, старался не смотреть.
— Скажешь старшине Протасову, что я приказал выдать два комбеза! — распорядился военврач, снова переводя взгляд на Федорова.
Матрос, ни слова не говоря, завел мотоциклет, который сейчас завелся только с четвертой попытки.
Военврач страдальчески сморщился и снова, улыбнувшись, посмотрел на Федорова, который мало чем отличался от матроса.
— Дайте мне десять минут и свободную комнату, и я приведу себя в порядок! — попросил Федоров, смотря на показавшийся в конце улицы армейский патруль.
— Марш в гальюн! У тебя максимум пять минут! — решил военврач, с тоской смотря вслед только что уехавшему мотоциклету.
Заскочив в большой гальюн аж с пятью рукомойниками, Федоров первым делом снял бушлат, который был теперь безнадежно испорчен и быстрой чистке не подлежал. Свернув бушлат, Федоров положил его в сумку и снял брюки. Пара энергичных встряхиваний, и брюки начали принимать свой естественный черный цвет.
В гальюн заскочил здоровенный мужик в белой куртке, с гладильной доской под левой рукой и чугунным утюгом в правой. Мотнув головой, мужик сморщил нос и громко чихнул. Федоров еще два раза энергично встряхнул брюки, образовав пыльное облако.
— Брюки я тебе почищу, но как быстро убрать пух? — спросил мужик, забирая у Федорова брюки, теперь уже принявшие почти черный цвет.
Положив доску, обтянутую серой шерстяной материей, на умывальники, мужик только разложил брюки, как Федоров подскочил к умывальникам и, отстранив помощника или главного исполнителя, кинул на брюки кусок сырой резины, предварительно скатанный в колбаску, длиной сантиметров двадцать, прокатав одну сторону брючины, собрал весь пух.
Перевернув правой рукой брюки, левой мял сырую резину, вминая собранные ворсинки в колбаску, в которую снова превратился шар.
— Такого я никогда не видел! — восхищенно заявил мужик, смотря, как Федоров, меньше чем за минуту отчистив брюки от пуха, принялся отчищать щеткой от пыли.
Через пару минут идеально отчищенные черные брюки мужик начал гладить через марлю, придавая им последний лоск.
Федоров тем временем стер носками, так кстати нашедшимися в сумке, пыль с ботинок. И уже через четыре минуты, выходя на веранду, лоб в лоб столкнулся с пехотным лейтенантом, по бокам которого стояли два красноармейца с повязками на рукаве и штык-ножами на поясе.
— Ваши документы! — вскинулся лейтенант, как тореадор, увидевший жертвенного быка.