Хроника смертельной осени | Страница: 107

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Слышь, сержант, высади здесь, домой заскочу. Посмотрю, как там жена с сыном. Если что, заберете меня.

– Без вопросов, Георгич, – кивнул сержант, подруливая к тротуару. – Пацану привет!

Виктор выскочил из машины и побежал в сторону дома Аликс. Перед тем, как зайти в подъезд, он поднял голову и нашел взглядом окна квартиры – во всех трех из-за задернутых штор пробивался электрический свет. Значит, она не спит, и они выпьют чаю на кухне – Аликс сядет напротив и, уютно кутаясь в шаль с кистями, с полуулыбкой на нежных губах будет слушать, как его группа мерзла и мокла в парке Горького. Эта встреча, эти минуты – как неожиданный подарок. Сейчас он откроет дверь и Аликс выйдет его встречать.

Сначала появилось смутное неприятное предчувствие – засосало под ложечкой, пока он ждал лифт. В кабине же майора охватила острая тревога. Опыт ищейки редко его подводил, в воздухе пахло опасностью – она била в нос, словно смесь грузинских специй, и короткие волосы на его затылке поднялись дыбом, как шерсть на загривке немецкой овчарки, почуявшей врага.

Считывающее устройство сигнализации не сработало. Виктор расстегнул кобуру. Вставив ключ в замочную скважину, он понял, что дверь всего лишь захлопнута.

И тут он услышал музыку.

Не так давно он застукал Аликс, слушавшую торжественную, пробирающую до костей, мелодию. Она свернулась калачиком на диване и по щекам ее текли слезы. «Что это?» – спросил он, и она, помявшись, ответила: «Полет валькирий». Ему тогда стало неприятно, но он сдержал эмоции. А сейчас именно эта гимноподобная музыка звучала из-за двери квартиры. Она гремела так, что Виктор не сразу услышал надрывный детский плач. Он сунул «макарова» обратно в кобуру – не хватало еще Макса подстрелить. О том, где Аликс, и почему она позволяет ребенку так плакать, майор боялся даже думать.

Осторожно открыв дверь в квартиру, короткими перемещениями Виктор добрался до комнаты. Только крепкие нервы позволили ему сохранить самообладание. Макс стоял в кроватке, держась за бортик, и даже не кричал уже, а сипел, красный и зареванный, глядя вниз – на пол, где в луже крови лежала его мать с ножом в груди. Глаза Аликс были закрыты, длинные золотисто-рыжие волосы намокли в крови, натекшей из раны, и слиплись. Подол халата бесстыдно задрался, обнажая окровавленные ноги. Над детской кроваткой майор увидел начертанные кровавые буквы. А Вагнер продолжал греметь, пока Виктор судорожно искал пульс на шее Аликс, зажимал рану на ее груди и звонил в скорую.

Зимин примчался вместе с оперативной группой. Скорая увезла Аликс, завывая сиреной, полыхая мигалкой. Сунув под нос фельдшеру удостоверение, Виктор велел везти Аликс в Склиф и сам поехал с нею, оставив Евгения разбираться с осмотром квартиры, и вызвав Медею посидеть с Максом. Он не решился звонить Анастасии – что он скажет ей? Что ее дочь при смерти, а он, на которого эти женщины смотрели с такой надеждой, проворонил повторное появление извращенца и убийцы в их жизни? Как только фельдшер закончил с капельницей, Виктор взял Аликс за руку. Ему казалось – пока он держит ее за маленькую, холодную ладонь, она не уйдет.

И она не ушла. Когда они приехали в больницу, она все еще дышала.

– Сашенька, – Виктор наклонился к ней и назвал ее так, как всегда называл ее и вслух, и про себя: – Сашенька, ты меня слышишь?

– Отойдите, молодой человек, – грузная медсестра бесцеремонно отпихнула его от каталки. – Не мешайте. Приткнитесь где-нибудь.

Он ждал бесконечно долго. Сидя в приемном покое, он вернулся мыслями чуть больше двух лет назад, когда в другом отделении он ждал, выживет его отец или нет. Виктор ясно вспомнил то мгновение, когда серый от усталости, Булгаков вышел к нему после операции и вернул почти угасшую надежду. Почему он до сих пор не позвонил Сергею? Совсем с головой плохо. Он достал телефон. Булгаков долго не отвечал, но наконец Виктор услышал его низкое вибрирующее «да».

– Он пытался зарезать Аликс. Мы в Склифе. Приедешь?

– Минут через пятнадцать.

Булгаков действительно появился спустя четверть часа и нашел Виктора, мерящего шагами коридор приемного покоя.

– Ну? – спросил он на ходу, на что Виктор пожал плечами, и Сергей, не задерживаясь, пробежал дальше, по коридору, скрывшись за дверью операционного блока. Его не было долго – Виктор потерял счет времени – на часы он боялся смотреть. Когда же Булгаков появился, то был мрачнее тучи.

– Что? – замирая, спросил Виктор. – Она жива?


– Хорош метаться! – рявкнул Булгаков, и майор послушно уселся на кушетку. Сергей опустился рядом с ним, и они оба вытянули длинные ноги, безнадежно перегородив коридор.

– Жива, – буркнул Булгаков. – Нож прошел в сантиметре от сердца. Раньше он так не промахивался. Прости.

– Она выживет?

– Состояние критическое, – ответил Булгаков уклончиво. – Надо ждать. Операция закончилась, я поговорил с хирургом. Он сейчас должен выйти.

Хирург не смог сообщить ничего утешительного – все то же: состояние крайне тяжелое, шансов мало. Ему Глинский и задал страшный вопрос:

– Доктор, ее изнасиловали?

Врач с недоумением нахмурился:

– А что, есть подозрения? Мы не осматривали ее на предмет сексуального насилия – не до этого было. Видимых повреждений нет, но мы можем посмотреть более предметно, взять мазок… ну, и тому подобное. Вам нужно заключение?

Виктор сунул ему под нос удостоверение.

– Причем официальное заключение. И чем скорее, тем лучше. И не только по этому поводу. Мне необходим подробный анализ ее крови, а особенно пробы на наркотики.

– Железные у тебя нервы, – заметил Булгаков хмуро, когда его коллега скрылся за окрашенной в белый цвет стеклянной дверью.

Виктор уперся в него остановившимся взглядом:

– Железные?.. Да, железные… Теперь я понимаю, каково тебе было получить Катрин – истерзанную, после этого урода… – звонок мобильного не дал ему закончить.

– Послушай, Виктор, – услышал он Зимина. – Понимаю, тебе не до того…

– Говори! – приказал Глинский.

– Рыков, несомненно, там был, мы пробили отпечатки – совсем свежие, словно он только вышел – они везде – на кухне, в комнате, и, что самое неприятное – даже на детской кроватке.

– Как Макс? – тяжелым голосом спросил Виктор.

– Твоя бабушка приехала за ним и уже увезла. Правда, почти ничего не смогла собрать ему из вещей, так что просила тебя привезти ему что-нибудь. Успела только упаковку памперсов схватить. Больше ничего трогать я не разрешил, извини.

– Ерунда, – отрезал Виктор. – Давай дальше.

– Надпись кровью на стене «Rappelle toi Catherine», как тогда, два года назад. Единственное…

– Что?

– Нет дефиса перед «toi», но, может, это ничего не значит…

– Может, – буркнул Глинский. – Продолжай. Или это все?